Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Случайно подруга, а вы кто?

— Я тоже ее приятель, — не поворачивая к собеседнице головы, ответил Бородин: — Вы не в курсе, куда она подевалась?

— Она легла на сохранение — несколько дней назад.

— В какой роддом, если не секрет?

— У метро «Электрозаводская».

— Спасибо, приятного вам просмотра, — простился с женщиной Бородин и свернул в сторону своего сектора.

Все, что ему требовалось узнать у этой женщины, он узнал.

Когда он усаживался на свое место, то обратил внимание на двух зрителей — мужчину и женщину, которые сидели чуть ниже него. Они о чем-то бурно разговаривали, после чего вскочили со своих мест и стали пробираться к выходу.

«Странная парочка — уходят с концерта «Спэйс» на половине представления», — подумал про себя Бородин, провожая уходящих взглядом. После чего сразу забыл о них, поскольку на сцене Дидье Маруани и его коллеги возобновили представление, начав исполнять очередную композицию — легендарную «Просто синий».

Не успел Бородин приехать на работу и войти в свой кабинет, как на его столе зазвонил телефон. Подняв трубку, он услышал на другом конце провода знакомый голос Виталия Литовченко, который был явно чем-то озабочен:

— Привет, Саня, — поздоровался контрразведчик с другом, после чего спросил: — Слушай, тебя не затруднит зайти к нам сегодня на Лубянку?

— Хорошо, после работы буду, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Александр.

— Нет, вечером будет поздно — надо прямо сейчас.

— Горит у вас что-то? — попытался пошутить Бородин, а сам мучительно размышлял о том, где он мог проколоться. Вчера на концерте или им удалось-таки каким-то образом разговорить Шухрата Ибраева.

— Еще не началось, но может, — продолжал вещать на том конце провода Литовченко. — Короче, тебя хочет видеть мой шеф.

— Хорошо, через десять минут буду, — пообещал Бородин и положил трубку на аппарат.

После чего в течение примерно минуты он неподвижно стоял у стола и, глядя в одну точку, прикидывал в уме план своих ближайших действий. Ведь если его хотел видеть сам начальник контрразведки Григорий Григоренко, дело принимало самый серьезный оборот. «Спокойно, Саня, попытайся рассуждать разумно, — попытался успокоить себя Бородин. — Почему ты решил, что тебя раскусили? Потому что тебе назначил рандеву сам шеф контрразведки? Так мало ли какие вопросы могут возникнуть у него к сотруднику сектора госбезопасности. Ведь если бы тебя раскусили, то вряд ли бы Виталий сюда позвонил. Тебя бы привели к Григоренко под белы рученьки пятеро дюжих молодцов, благо от Лубянки до нас пять минут пешим ходом. Так что успокойся и приди к Григоренко с холодной головой и без дрожи в коленках».

Придя к такому выводу, Бородин вышел из кабинета и закрыл его на ключ.

Когда спустя десять минут он вошел в другой кабинет — к начальнику контрразведки КГБ, тот сидел за столом и что-то писал. Увидев гостя, он поднялся со своего места и, подойдя к нему, поздоровался за руку.

— Извините за столь неожиданный вызов, Александр Терентьевич, но служба есть служба, — оправдываясь перед гостем, произнес главный контрразведчик.

— Я не в обиде, лишь бы толк был, — ответил Бородин.

— Толк будет, — сразу посерьезнел хозяин кабинета и тут же перешел к сути дела: — Вас не затруднит пройти со мной в одно место?

— Если ваша служба этого требует, то почему бы и нет? — согласился Александр.

Они вышли из кабинета и, дойдя до лифта, спустились на самый нижний уровень — на тот этаж, который располагался под первым. Это обстоятельство сразу насторожило гостя, поскольку он знал, что здесь находились кабинеты для допросов. Но виду он не подал.

Пройдя по длинному коридору, они вскоре вошли в один из тех самых кабинетов, про которые подумал Бородин. Это был небольшой бокс, где у стены стоял стол и два металлических стула, ножки которых были привинчены к полу. Предложив гостю сесть на дальний стул, сам Григоренко занял место во главе стола. И первое, что он сделал после этого — выдвинул верхний ящик стола и достал на свет кожаную папку. Ту самую, которую Бородин несколько дней назад передал Исааку Киршману и где был воропаевский доклад о переброске стока сибирских рек в Среднюю Азию.

— Вам знакома эта папка, Александр Терентьевич? — спросил Григоренко, глядя в глаза собеседнику.

В этот миг ни единый мускул не дрогнул на лице Бородина, который за долгие годы работы в разведке был научен держать себя в руках в самых экстремальных ситуациях — в 101-й школе КГБ их этому учили не один месяц. Поэтому он взял в руки папку, внимательно осмотрел ее со всех сторон и, вернув на стол, ответил:

— Эту папку я вижу в первый раз, Григорий Федорович.

— А вот этот доклад? — и Григоренко извлек из того же ящика листы с отпечатанным на машинке текстом.

И снова Бородин взял в руки извлеченный из стола вещдок и, полистав его, дал такой же отрицательный ответ.

— Тогда как вы объясните, что на этой папке, которую вы видите в первый раз, обнаружены ваши отпечатки пальцев? — задал главный контрразведчик вопрос, который Головин уже ожидал услышать, после всего увиденного здесь.

— В этом факте есть состав преступления? — искренне удивился Бородин.

— Его не было бы, если бы это была обычная папка и обычный доклад, коих существуют тысячи. Но дело в том, что это серьезные вещдоки, которые попали к нам в руки в ходе поисковой операции против одного особо опасного «крота».

— Ошибки быть не может? — глядя в глаза собеседнику, спросил Бородин.

— Вам ли не знать, Александр Терентьевич, что наши эксперты не ошибаются.

— Тогда на вашем месте, Григорий Федорович, я бы не верил ни одному моему слову.

Эта фраза, сказанная гостем так, как будто он признал свою вину и готов был принять самое суровое наказание, подействовала на Григоренко смягчающе. Его взгляд подобрел, уголки губ дрогнули.

— Поймите меня правильно, Александр Терентьевич, и не обижайтесь, — после короткой паузы возобновил разговор контрразведчик. — Я ознакомился с вашей анкетой и могу сказать, что она безупречна. Вы всегда были на хорошем счету в Комитете. Однако наличие ваших пальчиков на этой папке может перечеркнуть все ваши прежние заслуги.

— Неужели эта кожаная вещица действительно влипла в столь серьезную историю? — спросил Бородин.

— В очень серьезную, — кивнул головой контрразведчик. — И если вы не сумеете объяснить мне, каким образом на ней «нарисовались» ваши пальчики, ваше дело плохо.

— Я должен сделать это прямо сейчас, сию минуту?

Вместо ответа Григоренко взглянул на свои наручные часы и только потом произнес: