Николай Пахомов - Святослав, князь курский [Proza.ry]

Кинулись по еще свежим следам, нахлестывая уставших лошадей, но до вечера не догнали, пришлось возвращаться ни с чем. Вскоре Иванко, сильно простывший во время похода, разболелся так, что при-шлось идти в ближайший город, Пултеск. И, несмотря на то, что Дедо-славлю грозили взятием Давыдовичи, Святослав, верный союзническо-му обязательству и человеколюбию, остался с больным Иванкой, позво-лив Давыдовичам захватить Дедославль.

Как ни старались местные врачеватели, отпаивая Иванка травяны-ми отварами, настоянными на меде, барсучьим и медвежьим жиром, паря часами в жарко истопленной баньке, спасти не смогли. 24 февраля, в понедельник, Иванко Юрьевич к полудню тихо отошел в мир иной.

Святослав, плача над телом своего союзника, приказал послать гонцов с этим скорбным известием к Юрию Владимировичу Суздаль-скому и его сыновьям Борису и Глебу, находившимся поблизости: вое-вали землю рязанских князей, мстя Ростиславу Ярославичу за его про-шлогодний погром окраин княжества. Борис и Глеб прибыли на сле-дующий день и, взяв тело брата своего, повезли его в Суздаль для по-гребения.

Святослав Ольгович, искренне оплакав потерю союзника, тесни-мый дружинами Давыдовичей, отошел к верховьям Оки и стал лагерем в устье Поротвы, у города Любенска. Сам он стоически переносил все невзгоды и трудности походной изгойнической жизни, обрушившиеся на него после неудачного вокняжения в Киеве брата Игоря, который, по слухам, томился уже в киевском монастыре святого Георгия. Но быв-шему северскому князю было больно смотреть, как вместе с ним муча-ются подвергшиеся такому же гонению, как и он, его и Игорева супруги и дети. Хотя сыну Олегу и шел тринадцатый год, и ростом Господь его не обидел, но он оставался все же отроком, нуждающимся в постоянной заботе и тепле. Заботы, возможно, ему и доставало — постоянно нахо-дился рядом с отцом, а вот тепла, когда приходилось сутками не слезать с коня — вряд ли…

В Любенске отыскали Святослава Ольговича посланцы суздаль-ского князя с письмом, написанным лично для него Юрием Владимиро-вичем.

«Не печалься о сыне моем, — писал князь Юрий. — Знаю, велика по-теря, особенно для любящего чад отца, но волю Господа нашего не из-менить. Все мы в руце [110] В руце — в руке (в руках). его. А потому — не печалься. Я же тебе другого сына пришлю, в беде не оставлю».

Кроме письма суздальский князь передал с посланцами своими большие подарки как для самого Святослава, так и для княгинь, детей и бояр, оставшихся верными Святославу.

А еще Юрий Владимирович настойчиво звал Святослава Ольгови-ча в гости. «Приезжай с сыном своим ко мне на Москву, — писал он. — Будем свадьбу сына моего Андрея играть. Женю его на дочери бывшего боярина моего, Степана Кучки».

«А почему, на самом деле, не поехать, — читая послание, решил Святослав. — Столько лет не виделись… Возьму сына с собой, Олега, да двоюродного племянника, Владимира Святославича, внука Ярослава Святославича Рязанского, недавно пришедшего ко мне со своей дружи-ной, да и поеду… Молодым свадьба — радость и веселье, по себе знаю! Можно было, конечно, взять княгинь, но чего им лишний раз по ухабам трястись, пусть в тепле отдохнут».

Святослав Ольгович мог бы и подивиться коленцам, которые вы-кидывала причудливая судьба, хотя бы тому, что суздальский князь же-нит своего второго сына, тридцатишестилетнего Андрея, на дочери каз-ненного же им боярина Кучки, Улите. Но не подивился. Устал дивиться тому, что за последний год двоюродные братья предали его, а бывший супротивник, князь Юрий, стал союзником, что один племянник, Свято-слав Всеволодович, перешел на сторону вуя своего, а вот другой пле-мянник, Владимир Святославич, наоборот, ушел от родного дяди к не-му. И теперь держит руку Юрия Суздальского против князей рязанских и муромских. Воистину неисповедимы дела твои, Господи!

Юрий Владимирович Суздальский, которому в эту пору шел пять-десят шестой год, незадолго до этого ходил со своей дружиной на Тор-жок, мстя новгородцам за то, что те не восхотели видеть на княжеском столе его сыновей. Досталось от его суздальцев и ростовцев новгород-ским селам и городкам по Мсте-реке. А чтобы к новгородцам не пришла помощь из Смоленска, от Владимира Мстиславича, Святослав Ольгович тревожил порубежье Смоленского княжества по реке Поротве. Даже город Голяд был им взят.

Имея в данном предприятии удачу, Юрий со своими суздальцами и ростовцами уже был готов идти на сам Новгород. Но тут из поместья боярина Степана Ивановича Кучки прискакал тайный соглядатай князя, сообщивший, что боярин Кучка, заподозрив супругу свою Любославу в супружеской неверности, а точнее, в связи с ним, князем Юрием, зато-чил в узилище, собираясь предать суду и казни. Что греха таить, Юрий, к этому времени уже женатый во второй раз на греческой царевне и да-же имевший от нее не одного сына, действительно был близок с веселой и любвеобильной женушкой своего боярина, а потому не мог допустить жестокой расправы над ней.

Бросив войско, он с сотней верных ему гридней [111] Гридень — ближайший дружинник князя из неродовитых отроков, телохранитель. прискакал на Мо-скву-реку, в отчий дом Кучки и потребовал от боярина, чтобы тот не-медленно освободил свою супругу из заточения.

— Это, чтобы вам у меня на глазах прелюбодействовать? — вскипел праведным гневом боярин. — Так не бывать тому. Жена моя — и я ее хо-зяин, а потому волен в жизни и смерти ее. Вот прикажу слугам — враз в кожаный мешок вместе с кошкой да собакой усадят… и в омут.

— Ан, врешь, — вынимая меч из ножен, вскричал князь, не терпящий никакого противоречия своему слову. — Ан, врешь, козел бородатый!

— Ан, посмотрим, — передразнил его бесстрашный боярин, отступая к стене гридницы, увешанной различным оружием. — Еще посмотрим, кто кого!

— Гридни! — взревел не своим голосом суздальский князь, призывая телохранителей. — Гридни, ко мне!

Десяток верных и надежных княжеских гридней с обнаженными мечами ворвались в гридницу и в мгновение ока скрутили боярина.

— Гридни! — уже более спокойным голосом продолжил князь. — Боярин Кучка изменник. Он на ваших глазах пытался меня убить. А потому я присуждаю его самого к казни. Отсечь строптивцу главу да бросить псам.

— Будь ты проклят! — плюнул в сторону князя боярин в ярости.

— Сам будь проклят, — ощерился ядовитой улыбкой Юрий Влади-мирович, не очень-то веривший в глупые проклятия, — да не забудь пе-редать дьяволу, куму твоему, привет от меня, когда он прикажет чертям тебя на вертеле поджарить.

Вскоре боярин был казнен, а его супруга высвобождена из заточе-ния. Она-то и подсказала князю мысль женить сына его, Андрея, на ее и, соответственно, казненного боярина, дочери Улите. «Еще дитя, но кра-савица писаная, — нахваливала Любослава собственную дочь, как ба-рышник коня на торжище. — Созреет, женского соку наберется — вооб-ще, глаз будет не отвести. Княжич Андрей век благодарить будет нас».