Николай Пахомов - Время бусово

«Вот и конец…»

Но инстинкт самосохранения, в отличие от умирающего тела, был еще жив. Из пасти вожака вырвался короткий рык. Однако молодой са-мец даже не попятился, лишь недовольно заурчал. Мол, к чему тянуть время.

Заурчала и волчица, некоторое время молча наблюдавшая эту сце-ну. Потом, отвернув морду, чтобы не встречаться взглядом с вожаком, обежала его стороной и стала рядом с молодым самцом. Волчица, обе-регая свой плод и надеясь дать ему жизнь, сделала выбор. И выбор этот был верен: чтобы выжить самой и дать жизнь своему потомству, она должна остаться с сильнейшим. Должна слопать уже бывшего вожака.

Старый вожак не стал дожидаться, когда молодой самец решится броситься на него, и первым бросился в бой. Точнее сделал вид, что бросился, так как силы явно покидали его. Он имитировал боевой пры-жок, на самом деле подставляя врагу шею, чтобы долго не мучиться и погибнуть как можно быстрее.

Когда днем на это место по волчьим следам на коротких, но широ-ких лыжах, им же изготовленных, пришел Бродич со своими собаками, то обнаружил тут лишь жалкие остатки старого вожака. Оголодавшие волки чуть ли не полностью съели своего сородича. «Вот и пришел ко-нец волчьей стаи, — без гнева и мстительного удовлетворения констати-ровал про себя курский охотник, читая по звериным следам, как волхв по книге. — Старого волка слопали, даже косточки не оставили. Видать, голод прижал окончательно… Оставшаяся пара теперь из этих мест да-леко уйдет. Не любят волки создавать новые стаи на тех местах, где им однажды не повезло. Совсем как люди. Хорошо хоть то, что за скотину больше бояться не придется… Если, конечно, тут какая-нибудь другая стая не обнаружится», — поправил он себя. Бродич еще раз взглянул из-под покрывшихся инеем бровей на две цепочки неглубоких волчьих следов, убегавших а лесную чащу, и поворотил домой. Зимний день, как и предыдущие, обещал быть ясным и морозным. Солнце-Коло неспеш-но катилось по серо-голубому своду Сварги, совершая очередной круг. Коловорот.

Занесенные снегом посадские избы Курска мирно дымились, обог-ревая людей, спрятавшихся от холода в них. Ни шума, ни крика. Даже собачьего лая, такого привычного в этих местах в любую пору — и того не слыхать: попрятались, как и люди, по своим конурам. Ничего не по-делаешь — севера. И только серая громада крепости, лет двадцать тому назад построенная по велению уже почившего князя Кура и его воеводы Хвата на мыску Красной горки, возвышаясь над снежной равниной, свидетельствовала о том, что жизнь в граде Курске не умерла. Она лишь затихла, замерла, пережидая морозы. Об этом же говорили и дымки, вившиеся из-под камышовых крыш горожан, а также из одиноко тор-чащей трубы над княжескими хоромами.

«Сколько лет прошло, — размышлял Бродич, глядя на град свой из-под лисьего треуха, перед которого из-за дыхания на морозе покрылся инеем и был также бел, как и наст под ногами. — Сколько вод в Куре и в Тускаре утекло, сколько всего случилось, сразу и не упомнишь. Когда-то я был молод и участвовал в строительстве сей крепости, спас жизнь жрецу Свиру, а теперь сыну моему Яруну уже столько же лет, а Стоян входит в эту пору. Ярун уже женат — и вот-вот обзаведется своими детьми, моими внуками, — улыбнулся Бродич своим мыслям. — Вскоре и Стоян с кем-нибудь слюбится и в дом наш еще одну сноху приведет. Дом наш хоть и был когда-то просторен, — переключились мысли в дру-гое русло, — но с каждым днем с учетом роста семьи будет становиться все более и более тесноват. Знать, пришла пора Яруна в собственный угол отселять. А это — новая стройка, новые хлопоты. Но, — улыбнулся он опять, — радостные хлопоты. Сколько лет прошло, — вернулся к пер-воначальным размышлениям Бродич. — Вот уж как несколько лет нет князя Кура, а в граде и окрестностях княжит его сын Севко, названный в честь легендарного прародителя северян, муж, хоть и молодой, но ра-зумный. Видать, княжеская кровь сказывается, да и жрец храма Свето-вида, — усмехнулся добродушно Бродич, — своими заботами и знаниями его не оставлял. — Князь Кур умер и ушел к пращурам, но воевода Хват еще жив. И хоть лета не пощадили его, посеребрив бороду и усы, но он по-прежнему бодр и также себя — шире. А еще хоть сегодня готов в по-ход отправиться, как делал это в те уже далекие годы, когда ходили в совместный поход многих славянских племен на орду фарнахов и гун-нов, к Ра-реке, чтобы наказать хана Джулата. Даже бесследное исчезно-вение сына Сокола, кажется, на нем никак не отразилась. По крайней мере, внешне… А Сокол-то, — вновь метнулись мысли в иное русло, — как-то непонятно для всех сгинул. Был, был — и, вдруг, не стало… То ли с торговыми гостями ушел — и пропал, то ли пытался у княжича Буса свою любовь Радославу отбить — и погиб. Темное то дело… Тогда в граде Курске еще разное говорили по этому поводу, хотя княжеского сыска, непременного при таких делах, вроде не было. Но как ведется при таких обстоятельствах: поговорили, поговорили, да и позабыли. И было то, — наморщил Бродич лоб, — как раз в лето, когда в Курск при-было посольство князя Дажина во главе с его старшим сыном Бусом».

Воспоминания роем налетели, завлекли, закружили старого охот-ника. Заставили вспомнить и радостное, и грустное, и личное, только его, Бродича касаемое, и общее, всего града Курска затрагивающее. Стоило только чуть коснуться Буса, как память уже услужливо рисует картины на данную тему. Тогда он, Бродич, во второй раз видел княжи-ча. В первый раз — это во время похода на фарнахов, когда Бус был еще совсем юнцом. Не более тринадцати — пятнадцати лет в ту пору ему бы-ло. Но уже чувствовалась удаль воина. Во второй раз он увидел Буса, когда тому исполнилось два десятка лет. И это был настоящий муж и князь. И молодец, каких поискать. «А ведь Бус, — буравчиком, речным водоворотом, закружила мысль, — тогда из нашего града забрал себе то ли супружницу, то ли наложницу, одну из дальних родственниц воево-ды Хвата… Кажется, Радославу, на которую, как поговаривали куряне (и не без оснований на то), свои виды имел сын Хвата — Сокол. Ушла с княжеским посольством девица, и больше о ней ни слуху, ни духу. Как и о Соколе. То ли жива еще, то ли давно в мир иной, к щурам-пращурам отошла. Зато древний жрец храма Световида Славояр, которому, пожа-луй, уже второй век пошел, жив и здрав, — возвратился вновь Бродич к прежним размышлениям. — По-прежнему в светлом храме Световида всеми делами заправляет, хоть уже и не ходит самостоятельно от древ-ности своих лет, а ведом под мышки парой отроков из числа младших жрецов. Да, дела… Впрочем, на все воля Сварога. Без его ведома — и волос с головы не упадет. Однако, Сокол, пожалуй, был одних лет с княжичем Русколани, — шевельнулась очередная мысль. — Возможно, — чуть ли не в слух сказал Бродич, но тут же оборвал сам себя, — эк, куда меня занесло: княжеские заботы и кручины разбирать, словно своих не достает. Пусть то боги решают, а также берегут князей и нас, греш-ных».