Николай Пахомов - Время бусово

— Разумно, разумно, — поддержал его волхв Златогор. — Зараз вид-но, что говорит муж, князь, а не отрок. Да, тебе надо о многом пораз-мыслить, — подчеркнул он строго и назидательно, — и об отце, и о мате-ри, и о сыне, и о молодой супруге… Все так. Все верно. Однако, в пер-вую очередь надо поразмышлять о Руси, о вверяемом в твои руки госу-дарстве, большом и хрупком, требующем постоянной заботы и внима-ния. Тебе это ясно?

— Ясно. Мне, уважаемый волхв Златогор, многое ясно, — глухо и печально отозвался Бус. — Но я еще не князь. И не известно, изберет ли вече меня князем. Эх, как хорошо и спокойно жилось за отцовской спи-ной! — В порыве искренности воздел Бус кверху руки. — Ни забот, ни хлопот!.. Живи — и радуйся! Где был Сварог, где были остальные наши боги, когда вражья рука натягивала тетиву лука, что не уберегли кня-зя?!!

— Не богохульствуй! — строго и бесцеремонно оборвал крамольные речи княжича волхв и добавил, возвращаясь к начатой теме о выборе веча: — Пожелаешь — изберут! Никуда не денутся, — резче обычного ото-звался волхв, пресекая даже мысли об ином исходе веча. — Мы и род твой на что? А друзья самого князя Дажина, которых он над другими поставил?!! А лучшие люди? А дружина?.. Верно, Злат?

— Верно! — твердо поддержал волхва Злат. — Оповестим ближних, волю отца всем нарочитым и старшим людям, дружинникам передадим — вече и будет на нашей стороне. Это дело не впервой делается!

— Так князь… — начал было Бус.

— Князь свою волю выскажет… в любом случае… — заверил его волхв, не дав договорить фразы о сомнениях в волеизъявлении отца. — Не сомневайся! Ему в том даже смертное одро не помешает…

Разговаривая, споря и поддерживая друг друга, временами оста-навливаясь в ходе этой беседы, они меж тем дошли до комнаты Буса.

— Я к себе, — коротко бросил Бус, берясь за ручку массивной двери. — Буду в одиночестве думать, размышлять, вспоминать…

— Не забудь с отцом посоветоваться, — напомнил ему волхв, — когда судьбу Сколота и его спутников решать станешь.

— Не забуду.

— А то бы зараз и сходил, — посоветовал Злат. — Чего вола за хвост тянуть?..

— Сам прежде наедине поразмышляю, — остался при прежнем мне-нии Бус. — Потом и схожу к отцу.

Сказал и захлопнул за собой дверь.

Комната, куда уединился Бус, представляла собой одно из много-численных помещений княжеского дворца, такое же каменное, как и остальные, с двумя узкими окнами-бойницами, со вставленными в них узорчатыми рамами — шедеврами местных мастеров-плотников, остек-ленными чуть голубоватым, а то и зеленоватым стеклом, приобретен-ным князем Дажиным у тех же ромеев, которые, как говорили, покупали стекло у египтян, уже несколько веков изготовлявших его в своих мас-терских.

Стены комнаты были густо покрыты известью, отчего, даже в на-ступающем сумраке, выделялись белизной. Повсюду на них, на манер римских дворцов — Бусу можно было с чем сравнивать, всякого успел повидать за время странствий и походов — висело оружие. В основном мечи и щиты, но попадались среди них и копья: длинные пики и корот-кие сулицы, но обязательно все с железными наконечниками.

Перед окнами, так чтобы больше падало света, стоял на четырех ножках массивный дубовый стол с дубовой же столешницей, чисто вы-скобленной и вымытой. У стола, со стороны опять же окон крепкая ска-мья с высокой спинкой, на которой, при желании можно было свободно разместиться двум, а то и трем взрослым мужам. Вдоль глухих стен разместились широкие дубовые лавки, более похожие на диваны, с не-высокими спинками и изогнутыми поручнями по краям. На них можно было и сидеть, и, застлав, лежать, как на постели. При необходимости комната могла быть местом отдыха, и залом для совещания — размер позволял.

Пройдя через всю комнату, Бус устало опустился на край скамьи — сказывались треволнения последних суток. Оставшись наедине с самим собой, он мысленно перебрал в памяти множество важных, ярких, и потому хорошо запомнившихся событий из собственной жизни, а также и те, которые когда-то прошли обыденно, незаметно не только для ок-ружающих, но и для него самого. Но стоили потянуть нить памяти, как все они, и важные, и мелкие, зацепившись чем-то за важные, стали вы-плывать из глубин памяти на поверхность, то лаская, то печаля саму память.

Вот выплыло детство, шумное и веселое, полное ежедневных при-ключений и открытий, и вместе с ним молодая и задорная мать-княгиня, здоровый и сильный отец, не знающий устали ни в походах, ни в воин-ских состязаниях на городском ристалище, гнущий, как осенние листья, золотые и серебряные сольдо между пальцами.

Вот годы учения в храме Сварога у волхва Златогора, почти такого же молодого и сильного, как и родной отец. Игры с друзьями-одногодками, и их детские клятвы в вечной дружбе и помощи. «Инте-ресно, поддержат ли меня они на вече? — мелькнула в разрез общих вос-поминаний практическая мысль, коварная и циничная в своей простоте, которую он тут же прогнал, отбросил. — Прекрасная пора! Безмятежная и веселая».

Годы отрочества ознаменовались первыми боевыми походами. То-гда впервые были познаны вкус крови и победы. Ознакомительный, посольский поход по союзным землям славян и русичей, предложенный и организованный Златогором. Впрочем, не только союзным… Первая любовь и первая супруга Радослава… Сын Боян! Как коротко было сча-стье!.. В этом походе он впервые узнал о существовании сына казненно-го не без помощи его отца Дажина беловежского воеводы Ратца, тогда еще безымянного, безликого, но уже наполненного ядом мести к нему и его роду. Теперь у этого изгоя есть прозвище Атаман, и он по-прежнему представляет опасность, если не большую, чем раньше… Змее наступи-ли на хвост, но не вырвали жало — и она вдвойне опасна! В этом же по-сольском походе судьба свела не только с Радославой, но и Сколотом, судьбу которого ему предстоит решить. На каких весах взвесить оба деяния этого молодца, чтобы рассудить по справедливости? Что переве-сит: татьба или же его искреннее желание помешать злодеянию со сто-роны Атамана? Проще было бы и Сколота, и его товарищей предать смерти — и дело с концом! Если в палец ли, в длань ли, в тело ли попа-дает заноза, то ее удаляют. Вырвал — и делу неприятному конец! Вырвал — и боли в сердце уже нет! Но с другой стороны: повинную главу и меч не сечет! Как с этим быть? Вон волхв Златогор, проживший жизнь дол-гую и многотрудную, познавший не только Путь Прави и Яви, но и не-видимую для смертных стезю Нави, явно советует простить. Волхв мудр, он плохого не посоветует… Однако, и волхв не железный, хотя и железо ржа точит. Постарел он, стал поддаваться летам, размяк серд-цем… Нет уже прежнего Златогора, не только мастера слова, но и мас-тера меча и иных воинских премудростей, на которые ох как был он горазд в молодые и зрелые годы. Тогда бы он не посоветовал взять от-срочку для принятия решения в судьбе Сколота. Первым бы предложил вырубать крамолу под корень, чтобы и духу ее не было!.. Впрочем, от-срочка — что? Пустой звук. Пройдет — и не заметишь, а решение все равно придется принимать… И неважно какое…