Николай Пахомов - Время бусово

Белокурый гигант, потомок западной ветви готских вождей, зако-ванный в броню, но без шлема, отчего его светлые волосы рассыпались по плечам, выхватил из ножен свой двуручный меч и крикнул, словно отдал команду своим воинам:

— На Рим! — и уже более спокойно повторил, поясняя: — На Рим, ибо там золото, серебро, утонченные и изнеженные белотелые римлян-ки.

Его слова тут же были покрыты дружным стуком рукоятей оружия о металлические доспехи и одобрительными возгласами, что означало наличие в зале большого количества сторонников похода в земли Рим-ской империи, где можно было разжиться не только рабами, продукта-ми питания, тканями, новым оружием, но и золотом, и серебром.

Традиция одобрять или не одобрять то или иное решение стуком, бряцаньем оружия, возгласами у готов была такой же древней, как и проведение тингов. Только раньше это делали бородатые воины всего племени, а теперь — вожди племен.

— Герцог Одакр, твое слово, — выкрикнул Германарех, как только Армий окончил сою короткую речь и стих шум одобрения этой речи.

Толстяк Одакр, относившийся к восточным готам, как и сам Гер-манарех, уже начинающий лысеть, без доспехов, лишь в воинском пла-ще до самых пят, пыхтя и отдуваясь, — в зале было достаточно душно от множества скопившихся людей, — достал свой меч и, подняв его над головой, высоким голосом, более похожим на женский, чем на мужской, визгливо пропел:

— На славян! На антов! На русов! Добудем себе рабов и скотину, что, впрочем, одно и тоже.

Зал загромыхал от дружного гогота. Всем понравилась шутка тол-стяка Одакра.

Переждав шквал смеха, Одакр продолжил:

— Идти на Рим за золотом можно, но нельзя забывать, что там рим-ские когорты, а это значит множественные и тяжелые потери с нашей стороны. У славян же пусть не столь много золота и серебра, но и ко-горт нет. С ними нам проще справиться. Поэтому я за то, чтобы идти на славян.

Нашлись приверженцы и у Одакра, так как зал наполнился лязгом оружия и криками одобрения.

— Понятно, — отреагировал Германарех и вызвал следующего: — Ярл Гуларих!

— Стремление ярла Одакра идти в земли славян, — подняв по при-меру предыдущих ораторов меч, стал не менее громогласно рассуждать Гуларих, военный предводитель рода вандалов, — и не идти в земли римлян понятно: он успел переродниться там с пограничными вождями и не желает похода на своих новых родственников.

— Это неважно, — бесцеремонно перебил его Германарех. — Ты куда идти призываешь?

— В Дакию. Или в Мезию. И ближе, и земли там богаче, чем сла-вянские. К тому же славяне сражаются ничуть не хуже римлян, предпо-читая, как и мы, кстати, смерть плену. А если и попадают в плен, то ра-бы из них никчемные. Того и гляди, что сбегут или еще хуже, хозяина ночью подкараулят и задушат голыми руками.

Речь Гулариха явно не приходилась по вкусу Одакру. Тот сверкал глазами и порывался что-то ответить, но тинг вождей не сельская яр-марка. Тут второй раз слова не дадут, а будешь возмущаться и мешать ходу совета, то и бока намнут, и за дверь дворца выставят, не посчита-ются ни с прежними заслугами, ни с личной доблестью, ни с возрастом. Да и председательствующий не молчит, очередного вождя рода выкли-кивает.

Один за другим выступают вожди племен и заслуженные воины. Сказали свое слово братья и сыновья Германареха, но даже и их мнение чуть ли не поровну разделилось. Чаша весов то в одну, то в другую сто-рону склоняется, но нет ни на чьей стороне перевеса. Подошла очередь высказываться жрецу Одина, старцу Доннеру. Он открыл свою книгу с рунами и молвил тихо, не надрывая голоса, как прежние ораторствую-щие, благо это позволяли ему сделать возраст и сан:

— Знают ли доблестные вои, дети отца Одина, и их вожди о том, что когда-то давным-давно наш род и род русов-славян были едины?

Гул удивления и возмущения был ему ответом: «Не знали и знать не желают о том». Но старого жреца возмущением не сломить.

— Так вот, — продолжил он, — когда-то у нас были общие боги. Воз-можно, боги те и устарели, и одряхлели, как люди, но помните — трево-жить их опасно. Необходимо воздержаться от похода на славян до сме-ны Сварожьего Дня Сварожьей Ночью. Тогда сила славянских богов уменьшится, и можно будет одержать победу. Но до того времени, — потряс он рунической книгой, — победы над славянами не ждите! Их можно побеждать в бою, можно временно занять их земли и города, но все это будет лишь их временное поражение. Знайте о том люди Одина! Помните и ждите!

«Старец Доннер в своей глуши, по-видимому, выжил из ума, что несет такую дурь, — подумал про себя, наливаясь гневом и ожесточени-ем, Германарех, который хоть и продолжал поклоняться Одину, но все больше и больше склонялся к вере в Христа. — Выжил из ума жрец, вот и пророчествует непотребное. Пора ему … к своим богам отправлять-ся». — Подумать подумал, но вслух ничего такого не сказал и, вообще, постарался забыть вещание жреца.

После Доннера слово было предоставлено христианскому еписко-пу Ульфилу Готскому, еще довольно-таки молодому священнослужите-лю христианского Бога, но уже известному среди германских родов тем, что озаботился созданием готского языка и готской письменности, взяв за основу латинский алфавит. Ульфила был, как обычно, в монашеской сутане, черной и тяжелой, доходившей ему до самых пят, с огромным капюшоном, отброшенным на спину, больше похожей на воинский плащ, чем на одежду служителя Бога. И никто не мог бы поклясться своей жизнью, что под сутаной епископа Ульфила не прятались доспехи воина, а в ее складках не затерялся острый кинжал. На могучую грудь епископа, тускло поблескивая серебром, на массивной цепочке с шее свисал крест — символ веры и сана.

— Дети мои, — подняв крест над головой, как до этого ярлы и ко-нунги поднимали свои мечи, призывая соплеменников к вниманию, зычно произнес он, — Христос не любит войну, но если ее избежать нельзя, а ее избежать — мы все в этом убеждены, так как необходимо жизненное пространство, которого мы из-за славян лишены — нельзя, то направим коней своих в земли язычников. К тому же славяне, упорные в своей ереси, недочеловеки и наши извечные враги. На славян! — Потряс он тяжелым крестом. — Драг нах Остен!

— Поход на славян! Поход на славян! — раздалось вокруг многого-лосо. Зазвенела сталь о сталь — эделинги, герцоги и ярлы стучали руко-ятями мечей по железным панцирям. От мощного шума задребезжали стекла в окнах замка.

Вопрос о походе готов на славян был решен к радости Германареха так, как хотелось. «Хвала епископу, — теперь уже удовлетворенно хмыкнул про себя Германарех, — а жрецу Доннеру пора к своему богу… в гости… навсегда». Он подозвал своего постельничего и телохраните-ля, великана Гута, мужа мрачного и безгласного, способного одними руками сломать быку шею, и что-то коротко шепнул ему на ухо. Гут зыркнул маленькими, похожими на свинячьи, глазками в сторону Дон-нера и сладко улыбнулся. А утром в лесу на дне глубокого оврага везде-сущие мальчишки обнаружили труп жреца Одина со сломанной шеей.