Макс Форан - Список Мадонны

— Курикута, Курикута.

Мартин улыбнулся, не зная, что делать дальше.

Странный улыбался ей. Лицо и тело Ламар пылали. Она качнулась на миг и потянулась к нему. Она коснулась его руки. Затем ее руки легли на его плечи, и она почувствовала его запах, пока терлась об него.

Сначала Мартин сильно удивился, а потом испугался. Что с ней такое? Чего она хотела? Говорили, что она сумасшедшая. Не было ли это доказательством? Как можно нежнее он снял с себя ее руки. Он должен был что-то сделать, что-то сказать.

— Мэри, Мэри. Что случилось? Ты больна?

Имя, которым все они называли ее. Она не любила его, поскольку оно не принадлежало Времени сновидений. И тут она поняла. Как мог этот Странный знать о зачатии, если он не знал, как ее зовут? Должно быть, поэтому он убрал ее руки. Она показала на себя.

— Ламар, Ламар, Ламар. — А затем добавила, энергично тряся головой: — Мэри, Мэри. Нет.

«Нет» было первым английским словом, которое Мартин услышал от нее. Она говорила ему, что ее звали не Мэри. Ее звали Ламар. По крайней мере, он так понял. Ну, он сейчас проверит. Мартин показал на нее.

— Ламар, Ламар. Тебя зовут Ламар.

Мартин увидел, как она заулыбалась и согласно кивнула. Она погрузила свое лицо в ладони.

— Ламар, Ламар.

Теперь пора. Все тело покалывало. Она чувствовало, как дух ребенка хочет войти в нее. Она легла на траву и задрала платье до пояса, раздвинула ноги и протянула руки к нему.

О Боже милостивый! Неужели это происходит с ним? Зачарованный, но неожиданно смутившийся, Мартин отвел взгляд от ее выставленной напоказ промежности. Нужно было убираться отсюда. Он пошел, а потом побежал по тропинке в сторону приюта.

Где он? Курикута рассердилась? Ламар посмотрела на радугу над головой и на Ату, все еще кружившего в небе. Он держался подальше от нее, как ему и было положено. Затем она почувствовала, как в ней зреет гнев. Она так долго ждала, чтобы попросить Курикуту спасти племя Даруг. Как это особое зачатие могло помочь им, она не знала. Она просто верила Курикуте и Ганабуда. Слезы накатились ей на глаза. Она была так счастлива увидеть этого Странного и была уже готова принять от него зачатие. А теперь он уходил. Она поймает его, и они упадут вместе. Она поднялась и побежала, ощущая только необходимость вернуть его и внезапное карканье Аты над головой.

Мартин услышал, что она догоняет его, а затем почувствовал ее руки, обнявшие его за талию. Он обернулся. Ее руки плотно прижали его к ней. Она уткнулась головой в его шею, и он ощутил запах дикого меда. Она что-то говорила о Курикуте и произнесла еще одно слово — «Ганабуда». Затем она подняла голову, чтобы взглянуть на него, и он ощутил силу ее взгляда, дикого и пылающего, как у Мадлен. Светло-карие глаза ее со странными желтыми крапинками говорили о том, что нельзя было понять по-другому.

Ему нужно было успокоить девушку, сесть рядом и поговорить с ней, нарисовать картинку на сырой земле. Что-нибудь, но не то, что он сделал.

— Нет! Прекрати это!

Он крепко схватил ее за руки и отбросил их от себя. Она упорно сопротивлялась, и Мартин почувствовал, насколько она сильна. Она повисла на нем и заплакала, издавая сдавленные звуки, словно раненое животное. Охваченный паникой, Мартин толкнул ее в грудь. Раз, другой. Она отцепилась и упала на землю. Медленно встав на ноги, она посмотрела ему в лицо глазами, полными недоумения и боли. Она что-то говорила. Он ничего не понимал, хотя молящая интонация поразила его до глубины души. Он думал о том, что следует ей сказать, когда она повернулась и убежала. Не в силах сдвинуться с места, он смотрел, как она добежала до среза воды и забежала в воду. Она была уже по пояс в воде, когда ворон сел ей на плечо. Затем они оба повернулись и посмотрели на него. Оба. Мартин побежал.

Укрывшись за желтыми шторами, матрона Нэнси Эдвардс наблюдала невероятное. Она подошла к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и увидела, как молодой человек, только что покинувший приют, толкнул бедную Мэри на землю. Она видела, как оба они разбежались в стороны. Мэри побежала к воде, а молодой человек к своей лошади. Озадаченная, она стояла в нерешительности, не зная, что ей делать, пока стук в дверь не отвлек ее. Когда она вернулась к окну, они оба исчезли.

Ламар зашла по пояс в спокойную воду, теплую и мутную в свете заходящего солнца. Она шла вниз по течению к своему тотемному дереву, и ее тело сотрясалось от звуков, исходящих глубоко изнутри ее живота. Слезы катились без остановки, и она понимала почему. Странный, обещанный ей самой Курикутой, исчез. Он не захотел ее, хотя Курикута и Ганабуда говорили, что он захочет. Никакого зачатия не произошло, дух ребенка не вошел в ее тело. Она вернулась к своему тотему и к этому дереву, чтобы защитить себя от гнева Курикуты. Она удивилась, когда прилетел Ата. Она подумала, что, может быть, Курикута позвала его обратно. Был ли это знак, что она ошиблась, и Странный был не тем, о ком говорилось? Хотя она так не думала. Она не хотела никого другого. Поэтому она станет ждать другой радуги и надеяться, что он вернется.

Мартин подтянул подпруги у обеих лошадей, проверил еще раз, чтобы все было навьючено, и пошел за отцом Блейком. Он с облегчением вздохнул, когда этим утром господин Нейтч сказал ему, что святому отцу стало намного легче, и совсем обрадовался, когда увидел своего друга завтракающим. Отец Блейк похудел и побледнел, но его глаза изумительно блестели. Он по-дружески приветствовал Мартина и предложил направиться на этюды к северо-западу от Ливерпуля, чтобы поискать там красные растения, формой напоминавшие щетки-ершики. Мартин радовался возможности снова побыть вместе с отцом Блейком. Ему нужно было рассказать кому-нибудь о вчерашнем происшествии. Оно никак не выходило из его головы. Если кто-то и мог облегчить его чувство вины, так это был отец Блейк.

Он быстро скакал и вернулся в отель «Герб Бата» около десяти часов вечера, как раз вовремя, чтобы повидаться с Коллин, перед тем как ей нужно было идти домой. Он выплеснул на нее всю историю полностью. Она спокойно выслушала его, как и всегда, но, когда он закончил, выглядела расстроенной. Коллин сказала ему, что разумнее было бы держаться в сторонке от девушек-аборигенок. Они свободно распоряжаются своими телами. А когда он попытался сказать ей, что Мэри вовсе не была такой, что произошедшее было странным и пугающим и что он чувствовал себя неловко перед бедной девочкой, Коллин разозлилась. Причем разозлилась не на шутку. Она откинула свои волосы за спину, сказав ему, что у нее полно домашних дел и ей пора идти. Он попытался задержать ее, но Коллин была непреклонна. Она уже закрывала за собой дверь, но Мартин разобрал, как она достаточно громко, чтобы он услышал, вымолвила одно только слово: