Макс Форан - Список Мадонны

— Что за удивительная история, Мартин! Очень удивительная.

Мартину хотелось продолжить разговор. Как он должен поступить с этой аборигенкой? Беседа со святым отцом принесла ему облегчение, но он не получил ни духовного наставления, ни дружеского утешения.

— Святой отец, что мне делать?

Молчание. Святой отец заснул. Мартин отнесся к этому с пониманием. Как-никак святой отец был еще нездоров.

Мартин проснулся около семи часов, он удивился тому, что отец Блейк был уже на ногах и полностью одет. Его лошадь была оседлана.

— Мы сейчас уезжаем, святой отец? Я полагал, что мы пробудем здесь еще один день. Давайте хоть позавтракаем.

Несмотря на то что он был разочарован тем, что пришлось уезжать на день раньше, Мартин был обрадован тому, что услышал в ответ смех. Казалось, прошла целая вечность с того времени, когда он слышал, как отец Блейк смеялся. Это должно означать, что ему стало лучше.

— Мартин, ты не поверишь, что я наделал. За болезнью я забыл о поселенце, который лежит при смерти в двадцати километрах отсюда по дороге Догтрэп-роуд. Я должен ехать туда и соборовать его. Сегодня. Сейчас. Пока он не умер. — Он заговорщицки улыбнулся. — В конце концов, он верит в эффективность этого, даже если нам это менее очевидно. Я вернусь еще до наступления темноты, а если, паче чаяния, у меня не получится, то до обеда завтра. Я хочу, чтобы мы отправились назад вместе. Тебе есть что здесь рисовать.

Мартин кивнул, скрывая свое неудовольствие. При таком хорошем расположении духа у святого отца день обещал бы быть очень приятным.

— Да, святой отец, я понимаю. Мне нужно сделать много чего. Желтые цветы, да и красные.

— Ты имеешь в виду «бутылочную щетку» и австралийскую акацию. Когда ты научишься правильно их называть?

Мартин печально улыбнулся и долго смотрел вслед священнику, ехавшему по плохой дороге через буш, пока тот не пропал из виду. Он никогда не видел своего друга в таком хорошем настроении. Или, скажем, очень долгое время.

Бернард нещадно гнал свою лошадь по жаре, останавливаясь только для того, чтобы избежать возможности быть узнанным. Вспоминая того мерзавца, который выслеживал его по Европе, он решил, что все его действия, которые он обязан был совершить сегодня, должны были пройти незамеченными. Сейчас, будучи уже недалеко от Парраматты, он отдыхал, выжидая, когда движение на дороге утихнет. Сидя в тени большого эвкалипта, он оказался наедине со своими мыслями. Он ехал к Ламар. Она не будет такой красавицей, как Сигни, но она была избрана для него и выносит того, кому предстоит изменить мир под его руководством. Он еще не решил, что будет с ней после того, как будет рожден ребенок. Злая Мать приведет его туда. Ему понадобится больше апостолов. Он начнет выращивать их сразу же. Ему, конечно, понадобится Томас. Он также украдет деньги у Нейтча (напившись однажды вечером допьяна, идиот рассказал ему, где они хранятся), а также у Церкви (подготовленная кража), после чего снимет с себя духовный сан, а когда наступит час, они заложат основание нового ордена. Здесь!

Это начнется с восстания против британцев и Полдинга, если этот заблудший идиот доживет до того времени. Затем они займутся мощной чисткой. Сначала он казнит всех шлюх. Всех до одной. И птиц. Он устроит соревнования: кто задушит больше. От этой мысли у него потеплело внутри, и он улыбнулся. О да! Это будет шириться, и все те, кто осмелился усомниться в его способностях, погибнут. Теттрини, Баттист, Ламбрусчини и папа Григорий. Все они. Он был сейчас очень сердит. Встав, он поднял тяжелый камень и кинул его в черного ворона, клевавшего что-то на земле. Он промахнулся, а птица взлетела в воздух, громко каркая. По какой-то причине это карканье еще больше разозлило его. Затем он услышал их, демонов, в своей голове. Ко времени, когда он добрался до окраины Парраматты, получасом позднее, все они вернулись. Он обливался потом, когда очертания приюта стали расплываться перед его помутневшим взором.

Он привязал лошадь у каких-то деревьев и направился к сараю, стоявшему у реки. Если он правильно помнил, то девушка была здесь в тот день, когда та женщина из приюта просила его встретиться с ней. Тогда его планы были разрушены. Как тогда, когда они убили его Сигни, они наслали на него в тот день безумную мерзость, чтобы удержать его от того, что было предписано судьбой. Но не сегодня. Нет, не сегодня. Пора. Он вытер испарину со лба и, проклиная демонов, вселившихся в него, стал пробираться сквозь деревья, стараясь не шуметь.

Он не нашел ее в сарае. Но Бернарда Блейка это не смутило. Она должна была быть где-то здесь и ждать его. Он вышел из сарая и пошел к кромке воды. И, как он и предполагал, она появилась в поле его зрения. Неожиданно, как сюрприз. Это было как случайная встреча с судьбой. Она была на другом берегу реки. Он долгое время стоял, глядя на нее, прежде чем пошел к небольшой лодке, привязанной к грубо сколоченному пирсу за сараем.

Ламар мыла собранные ею ягоды, когда увидела его. Он стоял на другом берегу и смотрел на нее. Еще один Странный. Дрожь пробежала по ее телу, и она посмотрела в небо. Уже смеркалось, но все было ясно видно, как сквозь воду никем не потревоженного рачьего пруда. Ата, сидевший за ее спиной на ветке, тихо каркнул. Она видела, как этот Странный сел в лодку и стал грести в ее сторону.

Теперь он мог разглядеть ее более отчетливо. Она стояла, прямая и стройная, в сгущавшихся сумерках, ее силуэт выделялся на фоне пестрой зелени деревьев. Лодка врезалась в прибрежный ил, и он сошел на берег. Она не сдвинулась с места, и он был уже рядом с ней, в метре от нее. Часть его судьбы. Часть его становления. Здесь, в этом странном месте. Он закрыл глаза, запоминая этот миг. На какое-то мгновение он снова оказался с Сигни, на лугу у большого камня. Он подошел еще ближе, пока ее лицо не оказалось в нескольких сантиметрах от его собственного. Он уловил запах меда. Глаза ее были широко раскрыты. Они были самого удивительного цвета. Медово-карие с крапинками желтого. Он поцеловал ее в губы, чувствуя горячую настоятельность своего возбуждения. Ее тело под выцветшим ветхим синим платьем было крепким и одновременно податливым, когда он положил обе руки ей на бедра. Он крепко прижался к ней, а потом взял за руку и повел в гущу деревьев.

Это не тот, о котором говорила Курикута. Радуги на небе не было, и она чувствовала, как сердится Ата. Она словно превратилась в дерево. Ее ноги не двигались. Глаза у этого Странного жгли, подобно затухающим углям. От него чудн о пахло. Это не был запах утра, как у другого Странного, а скорее он пах жаром раненого животного. Он трогал ее, терся об нее телом. Ей хотелось убежать, но она не могла. Его руки были мягкими, как у ребенка, но холодными и влажными от пота.