Макс Форан - Список Мадонны

Это был очень интересный день. Он мыл окна в магазине, в котором работал, когда туда вошел этот хорошо одетый джентльмен. Он выглядел лет на сорок пять, имел животик человека с хорошим достатком и немигающие глаза, смотревшие из-за очков с синими стеклами. Он говорил только по-французски и, когда хозяин магазина не сумел объясниться с ним по-английски, попросил Блэка помочь ему. После этого они разговорились, и незнакомец пригласил его пообедать. И только за великолепным ростбифом с клецками незнакомец шокировал его до такой степени, что Александр Блэк до сих пор приходил в себя. Их встреча не была случайной. Незнакомец знал о нем очень многое. О его жизни в Канаде, о «Буффало» и о тяжелом положении, в котором он находился сегодня. У незнакомца было предложение, такое, по его словам, от которого было бы трудно отказаться как в моральном, так и в денежном плане. Несмотря на то что они не были знакомы, их связывало много общего. Каждому из них был причинен урон одним и тем же человеком. Ему посредством отвратительных деяний, совершенных с его семьей в Монреале, а Блэку публичным оскорблением, нанесенным во время скачек в Хоумбуше. Мартин Гойетт, идиот с заячьей губой, доставил страдания им обоим, и он сейчас приехал сюда частично по делу, но также и для того, чтобы попытаться отплатить ему. Не хочет ли Блэк помочь?

Блэк сомневался, не шутка ли все это, пока господин не достал деньги. Много денег в уплату за простую, в сущности, задачу. И почти никакого риска. Незнакомец сказал, что он слышал, что Блэк был смелым человеком с «нервами крепкими, как у гусара ее величества». Если бы он ненавидел Гойетта так же, как ненавидел его он, сказал незнакомец, и имел такие же нервы, то он сделал бы две вещи: посчитался бы с Гойеттом и разбогател в одно и то же время.

Заодно с деньгами незнакомец достал, как он сам выразился, набор инструкций, которые он осторожно прочел Блэку приглушенным голосом. Несмотря на то что он был удивлен замыслом незнакомца, Блэк кивнул в знак искреннего согласия. Потому что, прежде всего, ублюдок заслуживал не меньшего наказания. Ему не потребовалось много времени, чтобы решиться на это, поскольку денежки-то были под самым его носом. Он, конечно, сделает предложенное.

Когда незнакомец собрался уходить, он поставил под сомнение честность Блэка. Вначале Блэка это ненадолго расстроило, но он быстро успокоился. По-дружески смотревшие на него глаза незнакомца внезапно стали холодными, и, несмотря на то что голос его продолжал звучать сладко, незнакомец с угрозой сказал:

— Только попробуй надуть меня, и я выпотрошу тебя, как рыбу.

А затем он ушел. Александр Блэк не был так напуган ни разу в жизни.

К тому времени, когда Блэк был уже настолько пьян, что угощал выпивкой всех, кто заходил в бар, Бернард Блейк был уже в Сиднее и снова преобразился в священника.

Мартин ни разу не видел господина Нейтча таким расстроенным. Сначала, в прошлый четверг, кто-то украл выручку за две недели, но это было только начало беды: он только что обнаружил, что из тайника исчезло все, что там лежало. А там лежало более тысячи крон. Он держал в отеле соглядатаев. Их всех следовало немедленно уволить. Если ему только удастся поймать мерзавцев, то он открутит им головы. Эту мерзость повесить было мало. Наступили тяжелые времена, и если банки не пойдут ему навстречу, он разорится. Для Мартина это было ударом. Это могло означать отмену его специального статуса временно увольняемого за пределы лагеря. Срочно нужно было встретиться с отцом Блейком. Ситуация еще более отягощалась тем, что Коллин полностью избегала Мартина с того вечера, когда он рассказал ей о девушке-аборигенке. Он так страдал от этого, что боялся умереть от тоски. Ему нужно было увидеться с ней, рассказать ей о том, что он любит ее больше всего на свете. Он готов был пойти к ней домой после обеда, если бы господин Нейтч отпустил его. Он решил подождать и сегодня же, но позднее, попросить его об этом.

Мартин смешивал краски в кладовой отеля, когда услышал такие знакомые и неприятные ему звуки марширующих ног. Он положил мешалку и вышел в коридор. Четверо солдат с винтовками остановились. Мартин видел изумленное лицо господина Нейтча.

— Вы Мартин Гойетт?

Все тот же властный тон. Официальный и угрожающий.

— Да.

— Вы арестованы.

— Арестован? Почему? — Мартин, не веря в происходившее, смотрел на господина Нейтча, который выглядел пораженным.

— Вы очень скоро узнаете, — ответил капитан, который уже повернулся лицом к солдатам. Раздалась команда: — Для сопровождения арестованного шагом марш!

Эммануэль Нейтч отошел в сторону, чтобы пропустить их.

— Я сожалею, Мартин. Я так сожалею.

Они, не останавливаясь, дошли до казарм в Парраматте, где в большой белой комнате, прохладной даже в полуденную жару, Мартину Гойетту предъявили обвинения в убийстве девушки-аборигенки по имени Мэри.

Губернаторская резиденция размещалась в элегантном двухэтажном доме из белого камня с высокими прямоугольными решетчатыми окнами и впечатляющим портиком, который поддерживали четыре квадратные колонны. Дом был построен в 1816 году Лахланом Маквари в качестве второй губернаторской резиденции. Он стоял, окруженный деревьями местных пород, в нескольких десятках метров от реки. Спроектированный сам по себе как напоминание о светской респектабельности, дом более напоминал осколок колониального изящества, а если представить себе низкую, в две перекладины, изгородь, защищавшую полоску неровного газона от бродивших за домом овец, то его едва ли можно было назвать английским. Но здание было неофициальной резиденцией, и только за это губернатор Джордж Гиппс особенно любил его. И хотя здесь было жарче, чем в Сиднее, но во время прогулок с собаками его не беспокоили бродяги, которые в Сиднее были повсюду. А река! Он так любил ее. Своим спокойным безмятежным течением она напоминала ему английские реки. Вода ее в отдельных местах была такой зеленой, что, казалось, указывало на такую большую глубину, что не каждый решался купаться в этих местах. Сейчас, увидев двух человек, соскочивших с экипажа, остановившегося у входа, он ощутил усталость и раздражение от своей губернаторской доли. Эта неделя началась плохо, а обещала быть еще хуже.

В понедельник он привез с собой дождь, который все еще лил, не переставая. Река взволновалась и вышла из берегов, и он не мог заняться ничем иным, кроме дел. И эти дела мстили. Проблемы! Ужасные проблемы. «Крайне деликатная ситуация», — как любил выражаться его секретарь.