Макс Форан - Список Мадонны

— И ваша проблема в том, что вы не хотите судить его. Почему? — спокойно спросил Гиппс.

Главный судья развел руками. Его тонкие губы слегка подрагивали.

— Это непростое дело. Свидетель и никакого тела. Душевнобольная женщина. И образованный политический заключенный, а не какой-то ирландский забулдыга. Результат правосудия не так уж и очевиден, как кое-кому кажется.

— Какая чушь, сэр, — сердито заворчал Криппс. — У нас два, черт возьми, свидетеля. Один из них очевидец. Девушка мертва. Убита. Если бы девушка была белой, то суд бы уже закончился и палач ждал в готовности. Нет, ваше превосходительство, наш главный судья с неохотой берется за это дело по другим причинам.

Гиппс впервые за весь разговор внимательно отнесся к словам Криппса.

— Продолжайте, господин Криппс. Договаривайте до конца.

Артур Криппс был крупным человеком, но он показался еще крупнее, когда повернулся своим грузным телом на стуле. Гнев просто сочился из него. Он говорил с лондонским акцентом:

— Мне платят пятьсот фунтов в год, ваше превосходительство, за то, чтобы я следил, чтобы к этим людям относились справедливо. Справедливое отношение! Что за шутка! Их трудно найти. Они ничего не понимают и никому не верят. Но этого недостаточно. Многие здесь считают, что аборигены не более чем животные. — Криппс очень разгорячился, его и без того уже покрасневшее лицо пылало. — Я получил эту должность менее двух лет тому назад, ваше превосходительство. Сорок лет. Более сорока лет мы убиваем этих людей. Загоняем их на деревья, как диких зверей, а затем стреляем их, отравляем их муку. Я видел, как их тела падали с деревьев, после того как их застрелили. Я видел детей со следами ожогов на спинах. Даже видел лицо одного из тех, кто съел отравленную пищу. Сэр Джеймс? Нет, конечно, вы не слышали об этом. Даже чертова Церковь стоит в стороне. А некоторые церковники даже поощряют это. — Он развел руками. — Многие здесь принимают меня за дурачка. Считают, что я занимаюсь этим только из-за проклятых денег.

Брови Гиппса поднялись вверх, но он ничего не сказал.

— Нет, конечно, мы сделали кое-что после событий у ручья Майал-Крик, где двадцать восемь из них были зверски убиты кучкой кровожадных идиотов. Вы сами приняли участие в том, чтобы наказать мерзавцев, совершивших это. Но это всего лишь начало. Нам нужно несколько примеров. Боже мой, ваше превосходительство. Системе каторги приходит конец. Все больше и больше свободных людей прибывают в эту страну. Вы полагаете, кто-нибудь поедет сюда, если все будет как есть, если убийства здесь будут продолжать оставаться безнаказанными? Они и так думают, что здесь адова дыра. Если мы позволим убийцам бродить по улицам, как свободным людям, то вряд ли сможем привлечь сюда нормальных людей. Мы получим только еще больше отбросов общества. — Криппс нагнулся вперед, как бы пытаясь физически донести свое волнение: — Сэр Джеймс Доулинг не хочет судить Гойетта, и лично я также не хочу делать этого. Он боится за свою популярность, которой немного поубавилось. Если он повесит француза, не найдя тела, то он судья-палач, не принимающий в расчет права человека. Все либералы и реформаторы, а их полно развелось, потянутся по его голову, если же он оправдает его, то превратится в ненавистника аборигенов, а что самое важное, станет покровителем французов. А свободным английским поселенцам нужен совсем не такой человек, чтобы охранять их законные права. Я имею в виду, никто не хочет, чтобы политические бунтовщики могли расхаживать по улицам так же свободно, как и у себя на родине. Посмотрите, ваше превосходительство, консерваторы съедят нашего сэра Джеймса без соли. Ах да, наш добрый главный судья боится газет и разговоров, которые после этого будут вестись в гостиных и навредят ему. Начнись суд, и сэр Джеймс будет острижен, как одна из овечек Сэма Марсдена.

Гиппс встал и подошел к окну. Несколько долгих минут он стоял и смотрел на дождь. Когда он заговорил, в его голосе не было уверенности:

— Я все еще не вижу здесь неразрешимой проблемы. Его статус не подразумевает для него права на суд присяжных. Мы будем судить его судом присяжных, а в дальнейшем следовать решению этого суда. Никакой необходимости приговаривать его к смертной казни нет. Он отсидит десять лет. Этого достаточно. Не так ли, господин Криппс?

Артур Криппс вскочил со своего стула.

— Нет, губернатор. Не так. Не сейчас. Суд присяжных выпустит его из зала суда с усмешкой на лице через два дня. Француз виновен, без всякого сомнения, и петля будет слишком легким наказанием для него. Я пойду в каждую либеральную газету в этой колонии. Я дойду до Лондона, до Уайтхолла, если потребуется. Я буду говорить с людьми в этой колонии. Насколько мне известно, среди советников по вопросам законодательства есть два человека, которые считают, что наши поступки по отношению к аборигенам есть самое настоящее варварство. Я такого дерьма здесь намешаю, что вы оба будете пребывать в полном сомнении, чувствовали ли вы когда-нибудь другой запах… — Криппс остановился на середине фразы, словно неожиданно почувствовал, что переборщил. — Извините меня, ваше превосходительство. Я беру свои последние слова обратно. Просто я очень переживаю за этих людей. Все слишком далеко зашло. Это должно быть остановлено. Мы не можем позволить Гойетту уйти от ответственности за преступление, которое он совершил. Но они его выпустят. Я знаю, что так и будет. Я этого не допущу, я этого не допущу! — Он опустился на свое место, бормоча что-то про себя. Было очевидно, что он истратил всю свою энергию на эту вспышку.

Ответ Гиппса был быстрым и уравновешенным. Отвечая, он все время смотрел на Криппса.

— Вы утверждаете, господин Криппс, что присяжные никогда не осудят Гойетта. Вы требуете…

— Военного трибунала, — прервал его Криппс. — Да, ваше превосходительство, трибунала. Небольшого по составу. Я предлагаю, чтобы в него вошли три достойных офицера. Этого достаточно. Провести заседание тихо, без вмешательства и комментариев со стороны прессы. Я понимаю, что теперь это не так просто, но у вас есть право, и, исходя из экстраординарной природы обвиняемого, само собой напрашивается принятие особых мер. Я имею в виду то, что он революционер. Предатель. Человек, выступивший с оружием против империи.

Гиппс видел, как одобрительно кивал Доулинг.

— А что будет, если приговор трибунала окажется в пользу подсудимого, господин Криппс? Что тогда? Вы тогда уверитесь, что правосудие восторжествовало?

Улыбка мелькнула на лице Криппса.

— Ну конечно, ваше превосходительство. А вы?

В комнате остались только Доулинг и Гиппс. Криппс ушел с зонтиком на встречу со своим помощником в Парраматте. На этот раз они пили ром. Гиппс колыхал темную жидкость в своем стакане, с угрюмым видом рассматривая ее.