Джулия Бойд - Записки из Третьего рейха. Жизнь накануне войны глазами обычных туристов

Юнгмиттаги собирали в лесу грибы и чернику, Вилли отвел Клару на рыбалку на «тихом, обдуваемом ветром озере». Когда пришло время отправляться домой, вышедший на пенсию полицейский предложил подвезти семью до станции, и они сели в повозку, запряженную двумя лошадьми [874] Youngday, pp. 62–64. .

Бриджет провела лето 1941 г. менее приятно. Она волновалась за судьбу знакомых, воевавших на Восточном фронте, и погода была отвратительной. «Дождь льет каждый день, и ужасно холодно, – писала графиня своему мужу. – Урожая не будет, все еще хуже, чем в прошлом году». К октябрю ситуация не улучшилась: «Дорогой, как я соскучилась по дому. Я хочу пить чай, хочу, чтобы у нас были няни, хочу ходить в кино, видеться с друзьями, не хочу ничего планировать и ругаться» [875] 6, 12, 22 August 1941, BP, 71518. .

Пока Бриджет мечтала и строила планы на будущее, французский литератор Жак Шардон вместе с несколькими другими иностранными писателями совершал по приглашению нацистов литературное турне по Германии. Шардон верил в дело нацистов. «Если рассматривать немецкое общество в целом, – писал он впоследствии в долгом эссе, – то мне кажется, что оно очень эстетично по своей природе. Это вопрос моральной красоты (смелости, воли, самоотречения, порядочности и различных форм здоровья), а также стиля и креативности». Прием во дворце Хофбург в Вене, на который были приглашены Шардон и другие писатели, прошел в «возвышенной атмосфере» национал-социализма:

«Внешний вид группы иностранцев… не соответствовал королевскому окружению, в котором мы оказались. Нас рассадили приблизительно за 20 круглых столов, на каждом из которых в подсвечниках, украшенных осенней листвой, горели красные свечи. Еду сервировали на старом фарфоре. Электрический свет выключили. Мы прослушали хорал Баха в исполнении детского хора, потом квинтет Моцарта, а потом снова композицию в исполнении детского хора. Молчание публики, полумрак, скрывавший лица людей, мерцающий огонь красных свечей, осенние листья и красивейшая музыка создали высокодуховную атмосферу. В тот вечер не произносили речей».

На француза произвело впечатление не только тихое великолепие приема. Он считал, что «благородство» и «хороший вкус» организованных нацистами мероприятий объяснялись не только музыкой и прекрасной обстановкой, но и «определенным состоянием ума». Шардон романтизировал миссию войск СС. Он считал, что СС – это «творение новой Германии», которое уходит корнями в глубокое прошлое.

После двух лет пребывания в Германии представление Говарда Смита о нацистах было несколько иным. «Исчезли все те мелочи, которые делают жизнь приятной, – писал он в конце 1941 года. – Все необходимое для продолжения физической жизни ухудшилось, а в некоторых случаях упало ниже приемлемого для людей уровня». Журналист цитировал жену одного из знакомых ему рабочих: «Ради чего теперь нам стоит жить?» [876] Howard K. Smith, p. 100.

Заканчивался 1941 г., и Говард Смит, как и все остававшиеся в Берлине американские корреспонденты, мечтал уехать из страны. Во второй половине дня 6 декабря он получил визу на выезд. Говард хотел задержаться на день, чтобы попрощаться со знакомыми. К счастью, один из его коллег убедил американца в том, что отъезд нельзя откладывать ни на час. Друзья корреспондента собрались на Потсдамском вокзале, чтобы проводить его. Они пели и пили шампанское, пока Говард не сел в поезд. Теперь он направлялся в Швейцарию. Корреспондент чувствовал себя возбужденным и не мог заснуть. Несмотря на запрет, он поднял закрывавшие окно черные шторы и смотрел в темноту, слушая «ритмичный стук колес».

Забрезжила заря, и Говард увидел Рейн. На противоположном берегу стояли «зеленые бункеры линии Мажино с убранными артиллерийскими орудиями», на другой стороне тянулась череда «серых бункеров линии Зигфрида, которую немцы называли «Западный вал». В свете дня стало заметно, в каком плачевном состоянии находился вагон – «протертый, прожженный сигаретами ковер», поцарапанные панели из красного дерева, с которых местами сошел лак. Во время остановки в Фрайбурге Смит вышел из поезда и купил газету. Журналиста привлекло сообщение немецкого главнокомандования о том, что в связи с «беспрецедентно» ранним наступлением холодов немецкие войска готовятся к зимней обороне на Восточном фронте.

Номер газеты вышел 7 декабря 1941 г. Вечером того дня в 19:48 по берлинскому времени Императорский флот Японии начал атаку на Пёрл-Харбор, после чего США объявили войну [877] Ibid., pp. 261–264. , и всех американцев, находившихся на территории рейха, интернировали [878] Интернировали после того, как Гитлер объявил США войну 11 декабря 1941 г. При этом никаких союзнических обязательств по отношению к Японии у него не было – это одна из загадок истории войны. .

Свидетельства, которые оставили иностранцы, имевшие возможность путешествовать по Германии в последние три года существования Третьего рейха, можно назвать ужасающими и трогательными. Одна тема связывает их все – бомбежки. Когда несколько часов сидишь в вонючем, набитом людьми и часто ледяном подвале, а наверху все взрывается и горит, не имеет большого значения, кто ты – сторонник нацистов или враг режима, принцесса или коммунист, русский, швед, китаец или ирландский националист. Бомбежки, как писала Бриджет фон Бернсторф, были «настоящим адом».

К 1942 г., по наблюдению Тетаза, война «глубоко вошла» в национальное сознание. Быть «свободным» иностранцем в рейхе становилось все более неприятно, особенно для обладателей иностранных паспортов, которые могли выехать за пределы страны. Швейцарский паспорт Тетаза, который совсем недавно был предметом насмешек, теперь стал причиной сильной зависти. Фабрика по-прежнему работала, несмотря на бомбежки, однако трудились на ней главным образом уже не немцы. В Германии против своей воли работало несколько миллионов иностранцев, вывезенных с захваченных территорий. Женщин-славянок отправляли на военные заводы, а венгры и румыны обслуживали гостиницы и рестораны. Итальянцев нанимали главным образом для уборки мусора и расчистки завалов после бомбежек [879] Rene Schindler, Ein Schweizer Erlebt Das Geheime Deutschland [ A Swiss Experience of Secret Germany ] (Zurich and New York: Europa Verlag, 1945), p. 44. . Несколько миллионов остарбайтеров из Польши и СССР трудились в ужасных условиях. Арийцы, которые жили среди огромного количества враждебно настроенных к ним рабочих, испытывали все большую тревогу.

Тетаз обратил внимание на то, что, по сравнению со всеми остальными, французы пользовались большей свободой. Они взяли на себя рабочие функции, которые раньше выполняли сами немцы. К удивлению швейцарца, вместо того чтобы разжечь традиционную вражду, такое положение вещей заставило две нации понять, что у них много общего [880] Juvet, p. 121. . По мнению Тетаза, это был единственный положительный момент во всей войне, от которой немцы ужасно устали. В 1942 г. люди вне зависимости от их политических взглядов находились в депрессии от того, что войне не было конца и края.