Эндрю Ливербарроу - Чернобыль 01:23:40

Странное чувство – впервые видеть своими глазами нечто знакомое по фотографиям, как Эйфелеву башню или пирамиды. То, что объект так знаком, отнюдь не мешает ощущать трепет. Ты помнишь все основные детали, все цвета и формы, но обнаруживаешь и массу подробностей, которых не замечал раньше. И, разумеется, чрезвычайно важен контекст: ты охватываешь все, что окружает объект, все, находящееся поблизости и в отдалении, – и то, чего никак не ожидал увидеть с этой конкретной точки. Рядом с колесом, на котором так никто и не успел прокатиться (его собирались открыть на праздновании Первомая), – знаменитый аттракцион с машинками. Полдюжины электромобилей из пластика и резины стоят без дела за голой стальной оградой, где когда-то были закреплены навесы от дождя, на площадке размером 10×20 метров. Этот ничем не защищенный металлический пол – одно из самых радиоактивных мест в городе. Сами машинки – учитывая обстоятельства – во вполне приличном состоянии. Я раньше видел прекрасную фотографию этого аттракциона и сейчас пытаюсь найти удачную композицию для собственного снимка, но мысли о разочарованных детишках в Первомай 1986 года не дают мне сосредоточиться. Они с таким нетерпением ждали праздника, чтобы оказаться там, где сейчас стою я, и с веселым смехом таранить друг дружку.

Вдруг до меня доходит, что уже полчаса я гуляю один. Я думал, Дэнни с другими ребятами последуют за мной через пару минут, но их нигде не видно, не слышно. Может, подтянутся позднее? А я вообще сказал кому-нибудь, куда иду?

Возвращаюсь к гостинице, окидываю взглядом крышу, где видел их в последний раз, но знакомых лиц не обнаруживаю. Может, пошли в давешний спортзал? По коридору от ринга попадаешь в грязный, абсолютно сухой бассейн. Интересно, его осушили ликвидаторы или он постепенно высох сам? Как бы то ни было, там тоже никого. Я останавливаюсь и прислушиваюсь – звук шагов по битому стеклу обычно слышен издалека, – но ничто не нарушает здешнюю тишину. Неужели они ушли? К колонне у просторного входа в здание прислонен квадратный холст с меня ростом, украшенный праздничной надписью белым жирным шрифтом «СССР 60» на кроваво-красном советском фоне. Оказывается, этот спортзал – задняя часть припятского Дворца культуры, одного из самых узнаваемых и заметных в городе зданий. Дворцами культуры назывались советские общественные центры с кинозалами, театрами, танцплощадками, бассейнами, гимнастическими залами и другими спортивными сооружениями вроде вышеупомянутого ринга. К концу восьмидесятых в Советском Союзе насчитывалось более 125 тысяч подобных центров. Мимо ободранных кресел я выхожу в центральную дверь на улицу и оглядываю окружающий ландшафт. Никого.

Сделав пару кривых беглых снимков, я решаю вернуться. И тут – буквально в двадцати футах (6 м) от места, где я стоял всего несколько секунд назад, – натыкаюсь на Давида, который фотографирует красный холст. Откуда он взялся? Он с улыбкой говорит, что Дэнни и Кейти обследуют здание где-то наверху. Я галопом мчусь по широкой лестнице и вбегаю в главный танцевально-выставочный зал, чья левая стена (левая относительно меня, а на самом деле это центральная часть здания) по всей длине состоит из огромных, от пола до потолка, окон. Стекол в них, понятное дело, давно нет, но видно, что в свое время этот зал производил грандиозное впечатление. Мои друзья фотографируют с балкона надо мной. Наконец-то мы снова все вместе. Справа на десятиметровой ширины ярком панно изображено славное торжество коммунизма, оно словно пристыло к бетону – безнадежная борьба.

Мы вчетвером обходим здание по периметру. На восточном углу я прохожу в трехсекционные двери и оказываюсь на задах то ли театра, то ли концертного зала (то ли и того и другого вместе). Им я займусь позднее, прежде нужно изучить забитую хламом комнатку справа, где хранятся написанные маслом портреты советских руководителей – квадраты размером как тот холст «СССР 60». Горбачева я узнаю сразу, а вот остальные мне неизвестны. Я ожидал увидеть Ленина или Сталина, но их там нет – слишком лакомый кусочек для мародеров. По крайней мере, Ленин здесь точно когда-то был – он гордо стоял на транспаранте, украшавшем фасад здания. Но его портрет, вероятно, успели украсть за все эти годы после аварии. Снимки готовы, и я нетерпеливо возвращаюсь за кулисы.

Пространство над сценой выше других помещений Дворца культуры, чтобы колосники с прожекторами оставались невидимы для публики. Такие же прожекторы валяются по всей сцене. Десятки висящих вокруг меня металлических кабелей пропущены сквозь просветы в каменной кладке. Я чуть было не поддаюсь соблазну залезть на верхние конструкции ради необычного угла съемки, но, поразмыслив, прихожу к выводу, что целые кости важнее. Из некогда стоявших здесь кресел не осталось ни одного, если не считать парочки никуда не годных грязных, выпотрошенных сидений. Странно: похоже, что все настенные панели разворовали. Повсюду видны голые кирпичи, а в одном углу стоят явно самодельные хлипкие козлы до потолка, изготовленные из досок сцены. Наверняка их сколотил человек, который не мог принести с собой подходящее оборудование. Козлы поставили сюда, чтобы украсть то, что висело на стенах, – единственное приходящее на ум объяснение. Тут смотреть больше не на что, наша группа хочет наведаться к колесу обозрения, и мы выходим на свет дня.

Пока мои друзья заняты съемкой, я стараюсь проникнуться здешней атмосферой, потом позирую для неизбежного группового снимка, и мы продолжаем путь. Наша небольшая компания ненадолго заглядывает в поликлинику, и мы сходимся во мнении, что ничего интересного там не осталось (единственный мой сносный кадр оттуда – забравшиеся внутрь сквозь раму открытого окна ярко-красные листья). Следующая из сегодняшних главных целей – детский сад «Золотой ключик», самое большое из пятнадцати дошкольных учреждений города. Его фотографий в интернете пруд пруди, и это неудивительно, поскольку здесь – настоящий заповедник потрясающих уникальных образов. «Золотой ключик» находится в центре города, неподалеку от площади, в окружении высотных многоквартирных домов, которые за деревьями мне не сразу удается разглядеть. На подходе к зданию детсада мне под ноги попадаются всё новые и новые никому не нужные игрушки. Первое, что бросается в глаза внутри, – кукла, сидящая, откинувшись на спинку стульчика для малышей. На ней выцветшая рубаха в красно-белую клетку и черные штаны, но лицо и почти все волосы скрыты под советским противогазом детского размера. Очевидно, композицию этой сцены специально составил кто-то из предыдущих фотографов, чтобы искусственно создать западающий в память образ, но какая разница? Образ действительно западает в память , если знаешь, что здесь произошло.