Юлия Латынина - Христос с тысячью лиц

«Нет никакой разницы, – говорили сикарии, – между ними и чужеземцами, так как они постыдно предали свободу, за которую так много было войн, и сами облюбовали римское рабство» {272}.

Это была удобная философия, позволявшая не только грабить безоружных крестьян вместо вооруженных римлян, но и возводившая этот грабеж в богоугодное дело.

Когда римляне осадили Масаду, то все сикарии, находившиеся в крепости, совершили массовое самоубийство, точно так же, как участники секты Джима Джонса в Джонстауне в 1978 г. Они убили своих женщин и детей, а потом перебили друг друга.

Но это был не просто акт отчаяния. Перед массовым самоубийством Елеазар бен Яир обратился к сектантам с прочувствованной революционной речью, которая, конечно, выдумана Иосифом, но опирается на идеи, хорошо ему знакомые.

Содержание этой речи было совершенно парадоксально. Все, что мы знаем об иудейском милленаризме той поры, заставляет нас полагать, что Царство Божие в нем – как и в «Откровении Иоанна Богослова», и даже в «Евангелии от Марка» – имело совершенно материальный характер.

Оно было Новым Небом и Новой Землей. Оно было Древом Жизни, посаженным у Престола Господа, Великого Царя, который сойдет, чтобы посетить землю со своей милостью. При его наступлении горы скакали, как овцы, небо сворачивалось, как свиток, и Мессия приходил с войском ангелов на облаках. Даже в Иерусалиме, в самый последний момент штурма Храма, жертвы были особенно велики, ибо обезумевшая толпа с женщинами и детьми искала спасения в горящем здании из-за слова некоего лжепророка, который именно в день штурма возвестил городу, что «Бог велит вам взойти к храму, где вы узрите знамение вашего Спасения» {273}. Из этого заметно, что толпа ждала Спасения, или, в обратном переводе, Иешу, – даже в самый последний момент, и это Спасение/Иеша были вполне осязаемы и материальны.

И вот теперь, когда восстание было разгромлено, а осажденным в Масаде фанатикам грозила мучительная смерть, их лидер вдруг сообщил своим подчиненным, что Царство Божие – не от мира сего.

«От самого раннего пробуждения сознания в нас нам внушалось унаследованным от отцов божественным законом – а наши предки подкрепляли это и мыслью, и делом, – что не смерть, а жизнь несчастье для людей. Ибо смерть дарует душам свободу и открывает им вход в родное чистое место , где их не могут постигнуть никакие страдания», – заявил им Елеазар {274}.

Но это практически слово в слово то, что говорят перед казнью апостол Иуда Фома и апостол Филипп! Они именно что хотят освободиться от бренной плоти, чтобы поскорее попасть в Рай на небо!

Никаких аналогов подобным заявлениям в ортодоксальном иудаизме нет и не может быть. Вы можете прочесть всю Тору, и нигде не найдете, что смерть «дарует душам свободу». «Закон», о котором говорит террорист Елеазар, – это вовсе не сама Тора, а именно что учение «четвертой секты».

Сикарий Елеазар бен Яир называет душу «родственной богу». «До тех пор, пока они (души) находятся в оковах бренного тела и заражены его пороками, они, в сущности говоря, мертвы, так как божественное с тленным не совсем гармонирует, – продолжает Елеазар, – но когда она (душа), освободившись от притягивающего его к земле и навязанного ей бремени, достигает своей родной обители, только тогда она обретает блаженную мощь и ничем не стесняемую силу» {275}.

На первый взгляд это совершенно парадоксальный оборот дела! Все, что мы знаем о «четвертой секте», свидетельствует, что она именно что надеялась на триумф Царства Божия на земле и деятельно внедряла оное огнем и мечом. Но только на первый взгляд.

На самом деле такой поворот дела очень логичен. Речь Елеазара бен Яира напоминает басню про «зелен виноград». Когда восстание только начиналось, в политической программе секты значились физическое бессмертие, венцы и престолы. Когда программа оказалась невыполненной по независящим от ее авторов обстоятельствам, авторы заявили, что венцы, престолы и бессмертие ждут их последователей на небе.

Иначе говоря, мы можем предположить, что иудейский гностицизм возник как разновидность учения зилотов.

И в самом деле – между гностическими текстами и текстами Кумрана насчитывается много поразительных параллелей. В чем-то их больше, чем параллелей между гностиками и ортодоксами.

Одной из самых бросающихся в глаза черт гностицизма является женская составляющая божества.

У гностиков все высшие эоны имеют свои женские половины, которые находятся с ними в сизигии, то есть в платоническом брачном союзе. Ущербность и ограниченность Ильдабаофа, бога материального мира, связана именно с тем, что он такой половины не имеет.

Сокровеннейшим таинством гностицизма был Брачный Чертог, церемония, в которой верующий и соединялся платонически со своей Духовностью, тем самым превращаясь в Нового Христа.

Это таинство, как мы видели, вовсе не было ограничено грекоязычными вариантами гностицизма. Ровно наоборот. Представление о Святой Рухе – матери Христа могло появиться только в арамейском, но не в греческом языке, и прекрасная «Слава Божия», сопровождавшая Павла в его странствованиях, была аналогом иудейской Шехины.

Это представление о женской составляющей божества, естественно, вело и к более высокой, по сравнению с ортодоксами, роли женщин. Многие сообщества гностиков не знали фиксированной бюрократии. Священнические обязанности они распределяли перед каждым собранием по жребию. Жребий падал то на мужчин, то на женщин.

Именно такое положение дел мы видим, к примеру, в «Деяниях Иоанна», в которых апостол Иоанн постоянно передает свое право воскрешать женщинам: Друзиане и Клеопатре. Именно такое положение дел мы видим в «Деяниях Фомы», в которых Фома помазывает сына царя Визана, но приказывает своей ученице Мигдонии помазать женщин (Деян. Фом. 13:157:15). То же самое мы видим в «Деяниях Филиппа» с их апостолом Мариамной, в «Деяниях Павла и Феклы», и в «Письме к Филиппийцам», в котором апостол Павел просит свою «истинную сизигию» помогать двум другим женщинам, Синтихии и Еводии, в «благовествовании», то есть апостольской деятельности (Фил. 4:2–3).

Священников-мужчин и священников-женщин имела также загадочная сирийская секта мессалиан, в полном согласии с «Евангелием от Фомы», мистические изречения которого обещали вознесение над вопросами плоти. «Иисус сказал… когда вы сделаете мужское и женское единым, так что мужское не будет мужским и женское не будет женским… тогда вы войдете в царство» (Фм. 22).

Именно такое положение дел и возмущало ортодоксов: «Они [женщины] учат, они вступают в споры, они изгоняют бесов, они лечат!» {276}