Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

«Как здорово было бы съездить на ферму, хотя бы на недельку, – думал он. – Просто увидеть их, убедиться, что у них все хорошо. Почитать им что-нибудь из Библии, посмотреть на лица детишек, освещенные светом лампы. Посидеть с сыновьями на ступеньках веранды, послушать голоса Генриетты и девочек, работающих на кухне. Хорошо бы еще…»

Он резко встал.

«Ja, хорошо бы сделать то, хорошо бы сделать это! Так поезжай, чего сидишь? Возьми себе отпуск, которого ты лишил многих других. – Он стиснул зубами чубук трубки. – Или сиди здесь и мечтай, как старуха, а в это время двадцать пять тысяч англичан хлынут через реку».

Ян Пауль зашагал прочь из лагеря, и чем выше он поднимался к гребню, тем круче становился склон. «Завтра, – думал он. – Все решится завтра. Бог милостив: враг не пошел в атаку на гребень два дня назад, когда у меня было всего три сотни бойцов. Теперь у меня пять тысяч – пусть только сунутся!»

Он поднялся на вершину гребня, и перед ним как на ладони раскинулась долина реки Тугела. Землю, освещенную мягким лунным сиянием, прорезал глубокий черный рубец реки. Ян Пауль вдруг увидел, что с обеих сторон брода у фермы Тричардт широко раскинулись огни многочисленных костров.

«Они перешли реку, – думал он. – Да простит меня Господь за то, что пришлось позволить им это, но с тремя сотнями я не мог встретить и удержать их. Два дня я отчаянно ждал подкрепления, которое должно было, покрыв двадцать миль, подойти от Коленсо. Два дня тащили увязшую в грязи артиллерию. Все эти два дня я своими глазами видел, как их кавалерия, пехота и фургоны переправляются через брод, и не мог их остановить.

Теперь они подготовились. И завтра пойдут на нас. Они пойдут здесь; атаковать в любом другом месте – безумие, гораздо большая глупость, чем все, что они совершали прежде.

Атаковать с правого фланга им нельзя, для этого пришлось бы пройти маршем вдоль наших позиций по всему фронту. Почти без прикрытия, с рекой, отрезающей им отступление, они подставили бы нам свой фланг на расстоянии всего двух тысяч ярдов. Нет, вряд ли они будут атаковать на правом фланге, даже Буллер не стал бы этого делать».

Он медленно повернул голову и бросил взгляд налево, где над высотами торчали острые горные вершины. Земля здесь по форме напоминала спину гигантской рыбы. Ян Пауль стоял на ее голове, на относительно пологом склоне Табаньямы, а слева от него находился спинной плавник этой рыбины. Он представлял собой ряд горных пиков: Ваалкранс, Бракфонтейн, Твин-пикс – два пика-близнеца, Коникл-хилл – в виде конуса, и самый высокий и внушительный Спион-Коп.

В очередной раз он почувствовал мучительный укол сомнения. Наверняка ни один человек, даже Буллер, не станет бросать свою армию на эту линию природных крепостей. Это бессмысленно, войска разобьются о них, как морская волна о гранитные скалы. И все же сомнения одолевали его.

А вдруг все-таки Буллер, этот абсолютно предсказуемый тупица, который, похоже, навечно уверовал в теорию фронтальной атаки, на этот раз догадается, что склоны Табаньямы слишком логично являют собой единственное место, где у него есть шанс прорваться. Вдруг он догадается, что вся армия буров со всеми своими пушками будет ждать его именно здесь. Что каждую вершину на левом фланге будут охранять всего по двадцать бойцов. Что Ян Пауль не осмелится растянуть свои войска, а поставит все на Табаньяму.

Ян Пауль вздохнул. Теперь раздумывать и сомневаться слишком поздно. Он сделал свой выбор, и завтра все станет ясно. Завтра будет известно van more [60].

Он тяжело повернулся и стал спускаться к лагерю. Луна садилась за черную громаду Спион-Коп, и тень горы легла на тропу. Из-под подошвы вырвался камешек и покатился вниз.

– Wieʼs daar? [61]– послышался оклик из-за гранитной скалы возле тропы.

– Свои, – ответил Ян Пауль; он уже заметил бойца, прислонившегося спиной к скале с винтовкой системы Маузера на коленях.

– Из какого отряда?

– Винбергеры, под командой Леру.

– А-а-а! Так ты знаешь Леру? – спросил часовой.

– Да.

– Какого цвета у него борода?

– Рыжая… как адское пламя.

Часовой засмеялся:

– Передай от меня дядюшке Паулю: в следующий раз, как его увижу, завяжу узлом ему бороду.

– Сначала побрейся, а то он сам с тобой то же самое сделает, – предупредил Ян Пауль.

– А он что, твой дружок?

– И родич в придачу.

– Тогда и ты пошел к черту, – снова засмеялся часовой. – Выпьешь с нами кофе?

Яну Паулю представилась идеальная возможность пообщаться со своими людьми, прощупать их настроение перед завтрашним боем.

– Dankie [62] Спасибо (африкаанс) . , – принял он приглашение.

– Отлично, – сказал часовой.

Он выпрямился, и Ян Пауль увидел перед собой крупного мужчину, который благодаря шляпе казался еще выше ростом.

– Карл, у нас кофе еще остался? – прокричал он в темноту за скалами.

Ответ прозвучал немедленно:

– Чего орешь, черт бы тебя побрал? Ты на войне, а не на политическом митинге.

– Англичане так же орут. Всю ночь тут сижу и слушаю.

– Англичане дураки. Тоже хочешь быть как они?

– Ладно, ради тебя, только ради тебя, – понизив голос, прошептал часовой замогильным шепотом. А потом вдруг снова заорал: – Так как там насчет кофе, черт тебя дери?

«Этот не робкого десятка, что и говорить», – подумал Ян Пауль, усмехаясь.

Часовой, все еще довольно гогоча, положил руку ему на плечо и повел к спрятанному между скалами костерку.

Вокруг огня на корточках, накинув на плечи одеяла, сидело еще трое. Когда подошли часовой с Яном Паулем, они вели беседу между собой.

– Через полчасика зайдет луна, – говорил один. – Ja. И мне это не очень-то нравится. Если англичане атакуют ночью, могут в темноте подобраться близко.

– Кто это с тобой? – спросил Карл, когда они подошли к костру.

– Дружок, – ответил часовой.

– Из какого отряда?

– Винбергеры, – ответил Ян Пауль.

Карл кивнул и снял с огня видавший виды эмалированный кофейник.

– Так ты, значит, у дядюшки Пауля. И что он думает про наши шансы на завтра?

– Как у охотника в лесу с последним патроном, когда на него со всех ног мчится раненый буйвол.

– И что, он сильно переживает?

– Не боятся только сумасшедшие. Дядюшка Пауль тоже боится. Но старается не показывать, потому что страх – вещь заразная, как дифтерит, – ответил Ян Пауль, принимая кружку с кофе и усаживаясь у скалы, подальше от света костра, чтобы не заметили цвета бороды и не узнали его в лицо.

– Показывай не показывай, – проворчал часовой, наполняя себе кружку, – но я думаю так, что он глаз бы свой отдал, только бы снова оказаться у себя на ферме в Винберге, на двуспальной кровати и с женой под боком.

Кровь бросилась в голову Яну Паулю.