Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– Но почему нельзя остаться здесь? Можно было бы продолжать играть на бирже. – Лицо Даффа выражало нерешительность, даже почти испуг.

– К черту, Дафф, здесь у нас все кончено. Играть на бирже, когда ты заказываешь музыку, – это одно. А с нашей тысячей мы превратимся в собак, дерущихся за кость со стола Градски. Давай-ка лучше уедем отсюда и начнем все сначала. Поедем на север – добывать слоновую кость и искать новую золотую жилу. Возьмем с собой пару фургонов и найдем еще одно состояние. Держу пари, ты уже забыл, что значит сидеть на лошади и держать в руках винтовку, что такое ветер в лицо, а на пятьсот миль вокруг ни одной шлюхи, ни одного биржевого маклера.

– Но это значит бросить все, что мы заработали, – простонал Дафф.

– Боже милостивый, ты что, слепой или просто дурак? – набросился на него Шон. – У тебя ничего не осталось, как ты можешь бросить то, чего у тебя нет? Я собираюсь нанести Градски визит и попытаюсь заключить с ним сделку. Ты со мной?

Дафф посмотрел на него невидящим взглядом, губы его дрожали; он покачал головой. До него наконец окончательно дошло истинное положение, в котором они оказались, и это произвело на него ошеломляющее впечатление: он пребывал на грани обморока. Кто выше поднялся – тому глубже падать.

– Хорошо, – сказал Шон. – Жди меня здесь.

Роскошный гостиничный номер Градски был полон народу – все громко разговаривали и смеялись. Шон понял, что сюда сбежались придворные, еще недавно жавшиеся к трону, на котором восседали они с Даффом вдвоем. Король умер, да здравствует король!

Как только его увидели в дверях, смех и громкие голоса стихли. В два быстрых шага Макс подскочил к стоящему в углу письменному столу, выдвинул верхний ящик и, опустив туда руку, застыл, не спуская глаз с Шона. Придворные один за другим разбирали шляпы и трости и торопливо покидали комнату. Кое-кто, бочком пробираясь мимо Шона, смущенно бормотал приветствие. Наконец в номере остались только трое: Шон, спокойно стоящий у двери, Макс возле стола и с рукой на пистолете и Градски в кресле возле камина, наблюдающий за происходящим желтыми глазами из-под полуопущенных век.

– Ты что, не собираешься приглашать меня войти, Макс? – спросил Шон.

Макс бросил быстрый взгляд на Градски, увидел, что тот едва заметно кивнул, и снова повернулся к Шону:

– Входите, пожалуйста, мистер Кортни.

Шон закрыл за собой дверь.

– Игра закончена, Макс, пистолет вам не понадобится.

– И счет в нашу пользу, вы согласны, мистер Кортни?

– Да, вы выиграли, – кивнул Шон. – Мы готовы передать вам все наши акции «Сентрал Рэнд консолидейтед».

Макс покачал головой, словно сожалея о чем-то:

– Боюсь, все не так-то просто. Вы предприняли попытку продать нам определенное число акций, и мы должны настоять на том, чтобы они были доставлены нам полностью.

– И где же мы их возьмем, как вы полагаете?

– Можете купить их на бирже.

– У вас?

Макс пожал плечами, но ничего не ответил.

– То есть вы нанесли удар, а теперь намерены еще и повернуть в ране нож, я правильно понял?

– Да вы просто поэт, мистер Кортни, – не стал спорить с ним Макс.

– А вы подумали о последствиях, если заставите нас объявить банкротство?

– Откровенно признаюсь: что касается вас, последствия нас не волнуют.

– Все это, Макс, конечно, интересно, но я говорил о последствиях не для нас, а именно для вас. Судебное постановление об аресте имущества, бесконечные собрания кредиторов… Можете не сомневаться, что ликвидатором буден назначен член фольксраада [37] Фольксраад – народный совет, представительный орган (парламент) в независимых республиках, образованных бурами в результате Великого трека: переселения потомков голландских колонистов в центральные районы Южной Африки в 1835–1845 годах. или связанной с ним организации. Последуют судебные иски, встречные иски, ликвидационная распродажа акций на бирже, а ведь все это потребует немалых затрат. Ликвидатор, если у него есть голова на плечах, растянет это дело года на три, а то и четыре, постоянно будет тянуть из вас приличные комиссионные. Ты об этом подумал, Макс?

Суженные глаза Макса показали, что нет, он об этом не подумал. Макс снова посмотрел на Градски, и в глазах его мелькнула искра беспомощности. Это не укрылось от Шона, и он немного успокоился.

– Так вот, я предлагаю следующее. Вы позволяете нам снять десять тысяч, забрать лошадей и личные вещи. Взамен мы оставляем вам все остальное. Акции, банковские счета, недвижимость – словом, все. Вряд ли вы сможете вытянуть из этого дела больше, если вынудите нас объявить банкротство.

Градски изобразил на лице тайный знак, известный только двоим, и послал эту шифрограмму Максу, который расшифровал послание для Шона.

– Вы не против подождать немного за дверью, пока мы обсудим ваше предложение?

– Спущусь в бар чего-нибудь выпить, – сказал Шон. Он достал из жилетного кармана часы, посмотрел на циферблат. – Двадцати минут будет достаточно?

– Вполне, спасибо, мистер Кортни.

Шон пил один, хотя бар был далеко не пуст. Соглашение, которое он предложил, было вынужденным, но он выбросил трепещущий флаг потерпевшего поражение, и ему нужна была сейчас тихая пристань в самом дальнем конце бара и чтобы все другие корабли держались от него подальше. Никто не смотрел в его сторону, а в разговорах, которые велись вокруг, все старательно пытались избегать его имени. Пока Шон выжидал эти двадцать минут, он забавлялся тем, что пытался представить себе рожи этих своих старых друзей, в случае если он попросит у них в долг денег. Игра притупляла обиду за их измену, но эта рана все равно терзала и раздражала.

Он снова посмотрел на часы. Двадцать минут прошло. Шон встал и направился к двери. Его движение тут же заметили братья Джок и Тревор Хейнсы – они быстренько отвернулись и сделали вид, что с интересом разглядывают уставленные бутылками полки за стойкой бара. Шон поравнялся с Джоком и вежливо кашлянул.

– Джок, у тебя есть свободная минутка?

Джок медленно повернулся к нему:

– А-а-а, это ты, Шон. Да, в чем дело?

– Мы с Даффом уезжаем отсюда. У меня кое-что есть для тебя от нас на память. Я знаю, что Дафф тоже хотел бы, чтобы ты это получил.

Джок засмущался и покраснел.

– Ну что ты, вовсе не обязательно, – сказал он и хотел было отвернуться к своему стакану.

– Прошу тебя, Джок.

– Мм… ну ладно, – отозвался Джок уже раздраженно. – Что там у тебя?

– А вот что, – сказал Шон и шагнул вперед, вложив в кулак инерцию всего своего веса.

Большой и красный от частого употребления виски нос Джока был такой мишенью, о которой можно было только мечтать. Удар Шона получился, конечно, не из лучших, бывало и покруче – он давненько не тренировался, – однако достаточно неплохой, чтобы Джок исполнил эффектное сальто назад через стойку. Шон задумчиво подхватил стакан Джока и вылил его содержимое на голову Тревора.