Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Послушай, Бенито. Вон стоит тот рыжий бык с рогами в разные стороны, прозванный Бородачом. Я знаю, он должен выйти последним. Но я вот что хочу сказать тебе, старина. Выпусти-ка ты его под меня, седьмым.

— Ах, Педро, для тебя я готов на все. Только подожди… Ведь этого быка заказал себе лично Пепе Ильо, и все знают об этом.

— И я знаю. Но… будто бы по ошибке все-таки выпусти его на мою очередь.

— Но для чего, Педро? Пепе может обидеться. Он потом до конца дней не простит мне подобную невнимательность…

— С Пепе я все улажу сам, но только потом. Понимаешь, Бенито, Пепе ранен, и сил у него не так уж много. Он уже завалил сегодня пятерых, сейчас выйдет на шестого…

— Я понимаю тебя, Педро. И все же, какая разница: все равно сегодня ему придется выйти еще трижды. Уж он-то не упустит…

— Помолчи-ка, старина, и послушай лучше меня. Этот рыжий гигант ужасно опасен, он трус и потому будет вести себя не так, как должно. Боюсь, Пепе ошибся в нраве, когда выбирал его. И… скажу откровенно, мне кажется, это единственная возможность спасти Пепе.

— Неужели дело настолько серьезно?

— Да, Бенито, предчувствия у меня недобрые. Сам понимаешь, просто так я не стал бы тебя просить…

Бородача неожиданно выпустили седьмым. На трибунах, особенно с той стороны, где сконцентрировались приверженцы Пепе Ильо, постепенно стал нарастать свист, и оттуда понеслись крики:

— Ошибка! Ошибка!

Но пикадоры, предупрежденные Педро Ромеро, невозмутимо начали свое дело.

— Что же, друзья, неужели вы не уверены в моих силах?! — зычным голосом обратился Педро к трибунам. Свист несколько поутих. Раздались приветственные хлопки со стороны поклонников Педро. — Или вы считаете, что Пепе Ильо еще недостаточно доказал свое мастерство?! — Еще раз попытался урезонить публику Педро.

Свист на трибунах стал еще тише, внимание всех было приковано к арене, и только герцогиня Альба, недавно вернувшаяся из Сан Лукара после вынужденной трехлетней отлучки и сидевшая теперь в своей отдельной ложе в окружении приближенных дам и кавалеров, презрительно отвернулась и щелкнула веером.

Бородач оказался и в самом деле совершенно непредсказуем. Он трусил и пятился от пикадоров, прижимаясь задом к воротам корраля. В королевской ложе, расположенной прямо напротив, Его Католическое Величество даже встал, не выдержав напряжения, и облокотился с рассеянной улыбкой на перила, украшенные гобеленом с вытканным на нем изображением герба Кастилии.

Трибуны замерли. Стало отчетливо слышно, как наверху в королевской ложе, сухо щелкая, открывается и закрывается веер королевы. Ни три удара пикой, ни три пары бандерилий не побудили Бородача напасть на своих обидчиков. Старый и опытный тореро изо всех сил пытался превратить свою простую завершающую миссию — умертвляющий удар шпагой — в игру и потому продолжал проделывать всевозможные фигуры. Но бык по-прежнему только уворачивался и уходил.

На трибунах снова начал нарастать свист, но, перекрывая его, неожиданно раздался громкий и отчетливый голос, услышанный всюду:

— Бык хочет Пепе.

Раздался смех, и герцогиня Альба, одетая во все черное, раскрыла веер, вновь устремив взор на трибуну. Пепе Ильо, изрядно уставший и в глубине души благодарный поступку соперника, вдруг понял, что ждать дальше невозможно: публика не простит ему отказа от такого откровенного приглашения. Но он понял уже и большее: на этот раз он просчитался и не угадал нрава быка. Однако отступать было поздно. Прихрамывая, он вышел на арену. Теперь Пепе Ильо предстояла нелегкая задача: надо было превратить простое убийство в изящную игру. Он обменялся взглядами с Педро; они уже много лет работали вместе и прекрасно понимали друг друга без слов. Ромеро неохотно отошел в сторону, и Пепе Ильо начал свою игру. Он буквально танцевал вокруг быка, проделывая все свои нововведения, особенно лансе по-арагонски и капео де эспалдас [82] Прием, при котором тореро поворачивается к быку спиной. . И тогда бык неожиданно проявил свой трусливый и коварный нрав в полной мере. Он опрокинул Пепе, угрожая вот-вот припереть его к барьеру.

Опытный матадор сумел изловчиться и вонзил шпагу до половины в левый бок своего противника, но в следующее мгновение Бородач подцепил Пепе Ильо острым торчащим в сторону рогом за складку штанов и перебросил через себя на арену. От сильного удара о землю Пепе на какие-то мгновения потерял ориентацию, и этих мгновений хватило, чтобы бык успел вонзить ему левый рог прямо в желудок. Возбужденный больше прежнего запахом чужой крови, Бородач вскинул голову и принялся трясти и раскачивать Пепе, судорожно вцепившегося руками в другой рог. В последний раз глянув поверх быка, Пепе успел еще увидеть кобальтово-синее небо, залитые солнцем фронтоны зданий, увешанные яркими занавесями балконы, парусиновые тенты, легкие порхающие веера — и странно похожих на кукол людей. Через несколько секунд подскочил замешкавшийся от ужаса, как и все, пикадор и вонзил в Бородача пику по самую рукоятку. Затем Педро Ромеро добил быка двумя ударами шпаги.

Его Католическое Величество, в течение всей этой сцены продолжавший стоять, облокотясь на перила, неожиданно поднял руку, и королева резко захлопнула веер…

В этот день в далекой северной столице заговорщиками был убит русский император.

Начинался новый век. Новая эпоха.

Теплая южная ночь окутывала сады и павильоны Каприччо мягким нежным покрывалом. Многочисленные, неимоверно яркие звезды, которые летом так победно сияют над излучиной Тахо там, где от него убегает капризная Харама, затмевали зарево многочисленных огней над парком. Сам воздух, казалось, искрился и переливался миллионами крошечных светляков, и тяжелые пряные запахи пронизывали насквозь все поместье герцогини Осунской.

Педро с Хуаном сидели на балюстраде небольшого флигеля, который считался домом управляющего, а сейчас, в связи с приездом его католического величества, превратился в импровизированную кордегардию. Из-за дверей доносились смех и выкрики королевских гвардейцев. Но молодые люди не разделяли беззаботного веселья однополчан: они впервые несли службу вне столицы, и еще недостаточно отчетливо знали расположение всех зданий в парке. Поэтому они боялись ударить лицом в грязь, тем более, что их непосредственный командир находился не рядом, а где-то в переплетениях причудливых аллей и строений.

— А уж тебе-то должно быть стыдно, старина, — прикусив крепкими зубами горькую веточку жасмина, рассмеялся Хуан. — Ты сопровождал сюда нашу драгоценную Женевьеву, и в твоем распоряжении было никак не меньше половины суток, чтобы облазать здесь все вдоль и поперек. А ты, небось, проторчал все это время у нее под окнами.