Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

– Здесь – душа твоя. С моей она уже связана, наши нити воедино свиты. Осталось твою нить в полотно рода моего воткать, ручеек твой в нашу реку влить. И тогда, как пустишься ты меня искать, сам род Хотимиров за тобой будет, сам Перунов камень тебе и путь укажет, и силой могучей наделит.

Далята в изумлении смотрел в простой самолепный горшок. Кто не затрепещет, узнав, что его душа уже сидит где-то в чужих руках!

Она и правда чародейка! Потрясенный, он взглянул на девушку, в ее свежее, румяное лицо, дышавшее спокойной верой в свое могущество.

Это была поистине богиня – юная, как заря каждого дня, и мудрая, как земля, над которой та восходит.

Мелькнула неуверенность: с той ли он связался? Не окажется ли такая жена уж чересчур для него мудра?

Но Далята не забывал, кто он сейчас – изгнанник, без земли и рода, живущий чужим хлебом и притом намеренный бороться с могущественной русью киевской за волю Деревов. Боги послали ему эту деву, чтобы наделить новой силой взамен утраченной. И от ощущения близости богов и их воли Даляту пронизал трепет. Лишь несколько раз в жизни человек так ясно видит нить своей судьбы – откуда она тянется и куда уходит. Чувствует на себе взоры богов, будто отцовскую руку на плече.

– Подойди, – Яра легким движением пальцев подозвала его ближе.

Потом подняла горшок и стала медленно лить воду на поверхность камня, так, чтобы она попала во все три углубления.

– Чур небесный! Чур земной! Чур водяной! – приговаривала она. – Придите и примите в руки ваши Далемира, Величарова сына! Где нам хлеб – там и ему хлеб дайте. Сохраните, оберегите, счастьем-долей, силой могучей наделите. Ты, бел горюч камень, охрани и огради от немощи и болести, от глаза худого, от слова лихого. Ты, Даждьбог-отец, опояшь его частыми звездами, огради светлым месяцем, солнцем красным, ветром буйным. Возьми, Заря-Зареница, золотые ключи, замкни слово мое, оброни ключи в сине море. И как в море никому не сыскать, так слов моих никому не сломать.

Далята глядел не отрываясь, как в светлой речной воде душа его струится на серый камень – твердь племени Хотимирова, частицу того Белого Камня, что лежит в основании земного мира. Задерживается в углублениях, будто жертвенная кровь, стекает по шероховатым бокам и пропадает в земле.

– Отойди-ка, – Яра тронула его за плечо.

Повинуясь ее знаку, он шагнул в сторону и вздрогнул: из-под камня показалась тускло-черная змея. Видимо, вода ее потревожила и погнала из убежища. Но пальцы Яры крепче сжали его плечо, и он остался неподвижен. Змея проскользила вдоль камня и скрылась в щели с другой стороны.

– Услышали нас! – выдохнула Яра.

Далята сглотнул: в образе змеи сам Велес явился им двоим, давая знак, что принял обращение. Теперь он, Далемир, Величаров сын – тоже Хотимиров внук.

– Покорми их, – Яра подала ему кринку и небольшую желтую чашу из корня клена.

Далята взял чашу, поставил наземь у камня и налил туда молока из кринки.

– Придите, чуры рода Хотимирова, – хрипло позвал он, чувствуя себя так, будто произносит первые в жизни слова. – Примите дар мой… и меня самого возьмите в чада свои.

Яра кивнула, Далята попятился.

– Теперь ничего не бойся и ни о чем не тревожься, – Яра успокаивающе провела рукой по его плечу. – Теперь вся сила рода нашего с тобой, и прочие тебе не соперники. А когда все свершится, тебе дадут другое имя – наше, родовое.

Далята подавил вздох сожаления. Расставаться со своим именем – единственным, что удалось унести из родного дома, – было жаль. Но она права. Возродившись в другом роду, он должен принять другое имя. И уже в новом обличье сделать все, что позволит новая сила, для счастья-доли прежней своей родины.

– Теперь иди, – велела Яра. – И молчи, даже ближникам своим тайны нашей не открывай.

Далята кивнул. Он и сам не стал бы рассказывать – пережитое здесь принадлежало только ему. И еще Яре – его почти что новой матери и будущей жене. Только в сказаниях мудрая дева могла соединять в одних руках мощь той и другой.

– А мы… до Перунова дня и не увидимся? – спросил он.

– Захочешь меня повидать – приходи сюда в любой день, – Яра улыбнулась. – Перед Перуновым днем непременно приходи. Научу тебя, как оплошки не совершить.

Далята вежливо поклонился ей, будто складывая к ее ногам свое почтение и благодарность. И они не могли бы быть сильнее, окажись эти девичьи ножки обуты в багрянец и золото, как у самой царицы греческой.

Пока он шел через поляну к началу тропы, Яра стояла на месте, неподвижная и белая, как рушники вокруг – молчаливые свидетели их таинства. Готовясь шагнуть под сосны, Далята в последний раз оглянулся на Перунов камень. Холодело сердце при мысли: вот-вот змей Хотимировичей вновь выйдет на свет и станет пить из кленовой чаши его, Даляты, душу.

– Какого пса голову вы мне привезли?

Благожит произносил каждое слово таким ломким голосом, что казалось, сами слова эти с трудом держатся на дрожащих ногах. Коловей и его отроки стояли перед ним, изумленные, растерянные, не способные поверить своим ушам и не находящие слов для ответа.

Три дня прошло с тех пор, как Далята побывал у Перунова камня. На четвертый в Хотимирль вернулся Требогость, Ходунов сын, с четырьмя отроками, которых Благожит посылал гонцами в Плеснеск с приглашением для женихов. Послал не напрасно: с собой они привезли самого Чудислава, одного из знатнейших бояр земли бужанской. С ним был его сын Неговит, приятного вида отрок пятнадцати лет.

– А еще познатнее жениха ожидай к Перунову дню, – добавил Чудислав, пока Благожит и Карислава благосклонно улыбались отроку. – Вслед за нами будет к тебе Святослав, молодой князь киевский, с матерью своей Ольгой, сродниками и дружиной. Он отрок неженатый, тоже хочет счастья попытать.

– Кто?

Благожит услышал знакомые имена – немало он думал об этих людях в последние месяцы, – но смысл сказанного до него не дошел. Для него просто не нашлось места в голове.

– Святослав киевский, князь молодой, с матерью и сродниками, – повторил Чудислав. – Приедет к тебе к Перунову дню, тоже свататься к твоей дочери желает. Я к тебе послом от них и от Етона, господина моего. Етон – сват Святославов, да по старости лет своих и телесной немощи сам прибыть не может. И вот какую речь он тебе послал: были нелады меж тобой и Святославом, да коли породнитесь вы, то и станете жить единым родом. А он, как руси киевской друг и союзник, желает всем сердцем, чтобы был меж вами мир.

– Про что ты говоришь? – недоуменно хмурясь, промолвил Благожит.

Он был растерян и почти разгневан. Чудислава он знал давно и никак не ждал, что этот почтенный, родовитый человек поедет из Плеснеска, чтобы шутить с ним, князем, такие глупые и оскорбительные шутки!