Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Сокол над лесами [litres]

Коловей сделал знак, и Далята поднялся; до того он сидел, прилично опустив глаза, пока его расхваливали, как невесту. Ну то есть как жениха. Он был не самым младшим из сыновей Величара и не единственным уцелевшим, но Коловей умел сказать красиво.

– А сам не хочешь свататься? – улыбнулся Гордина. – Ты за нашего соколика, Будима, убийцам отомстил, тебе бы и честь, и сестра его родная…

– Стар я для девы молодой, – качнул головой Коловей, которому было лет двадцать шесть. – Куда мне с отроками наперегонки за венками гоняться. А Далята ей в самую версту. И собой хорош, и нравом весел.

Что до красоты лица, то Далята, пожалуй, и правда был пригляднее всех своих спутников. С тщательно расчесанными светлыми волосами, с румянцем на щеках, с бойким взглядом голубых глаз, он так и просился под свадебный рушник, только приодеть бы получше.

Людомир снова помрачнел. Соперничество древлян, победителей Святослава, было ему ни к чему – всю пользу от их подвига он надеялся забрать себе. Воеводский сын, конечно, не из канавы репей, но все же счесть его ровней Жировиту родовая гордость не позволяла.

– Небогаты мы ныне, – продолжал Коловей, умолчав о том, что поднесенные Благожиту кафтаны и прочее тоже происходят из перезванской добычи древлян. – Но самый дорогой дар мы поднесли уже, – он взглянул на бочонок, который переставили к чурову очагу.

– После такого, – Обаюн тоже кивнул на бочонок, – каких еще соперников бояться вам?

Хотимиричи смотрели на Даляту с теплом в глазах: приятно было, что слишком уж самоуверенному Людомиру нашелся супротивник.

– Принимаешь нашего отрока в женихи? – обратился Коловей к Благожиту.

– Величарова сына – да как же я не приму? – Благожит посветлел лицом. Далята был почти такой же, каким ему рисовался в мыслях будущий зять – и бойкий, и почтительный, – клюнуло в сердце чувство, что боги уже и послали требуемое. – Милости прошу!

Слегка скривив рот под усами, Людомир бросил взгляд на своего брата. Далята был даже более нежеланным соперником, чем княжич Милокрас: и собой хорош, и удал, и уже так отличился на войне с русью.

Однако даже перед самим собой Людомир сдержал досаду. Князья волынские ведь не из тех, кто только тогда одолевает, если против них одни плесняки!

По Моравской дороге Святослав проходил со всем войском, когда направлялся зимой навстречу уграм. Поэтому южные окраины земли Деревской были очищены от всех способных противиться Киеву и считались относительно безопасными. Иные веси запустели, но сожжены не были, и теперь княгиня с ее дружиной почти каждый вечер находила ночлег под крышей. Останавливаться в покинутых избах ей нравилось больше, чем в городцах древлян, где уцелевшие идолы – а где их не было, там бревна тына – взирали на нее враждебно и осуждающе.

– Здесь через переход нужно свои твержи ставить, погосты, – говорила Эльга по пути своим соратникам. – Не в самих весях, но поблизости. И по дань ходить, и товары возить – пристанище пригодится.

– Уж это верно! – соглашался Лют. – Мы с отцом когда по дань здесь проходили, в городцах ночевали, так местные волком смотрели. Но осенью или зимой без крыши тяжко. Не то что сейчас.

Весна шла к концу: близились Купалии. Дни были долгими, короткие ночи – теплыми. Длинными вечерами молочно-белая луна висела на мягком темно-голубом своде, пышное убранство земли-матушки источало свежесть и сладкий травяной дух. Княгиня, хоть и была неплохой всадницей, не привыкла проводить весь день в седле, поэтому в середине дня делали долгие привалы, пережидая самое жаркое время. К вечеру Эльга уставала, и все же дорога несла ей отраду – приятную перемену привычного, довольно замкнутого существования. В пути человек не зря считается как бы не на этом свете и не на том: ни вчерашний день, ни завтрашний не имеет над ним полной власти. Одни тяжкие заботы остались далеко за спиной, а другие еще скрывались за лесами и реками впереди. Сейчас же путники были свободны, как птицы в небесах. Не считая поездок в Дерева, Эльга уже около трех лет не отъезжала далеко от Киева и теперь с любопытством смотрела по сторонам. Свежая зелень лугов и рощ радовала взор – не то что пепел на снегу и запах гари, сопровождавший ее зимний поход. Вечерами долго сидели у костров: живой дух земли бодрил и прогонял сон от молодых глаз. Оружники вспоминали прошлогоднюю поездку в Плеснеск, когда им пришлось столкнуться с дружиной деревских ратников, и более отдаленные годы. День ото дня Эльга чувствовала, как возрастает и укрепляется ее дух, очищаясь от тоски и тревог. А на освободившееся место возвращалась любовь, и Эльга не гнала ее. Огонь не отталкивает топливо, а растения – землю. Без любви где она возьмет силы?

Заводных коней не брали, припасы и шатры везли на возах, поэтому двигались неторопливо. Путь до Плеснеска занял полмесяца. Быстрее, одвуконь, ехали высланные вперед гонцы: из приличия и чтобы, как сказал Мистина, Етон от неожиданности не присел на дрова. Уж чего тот никак не чает, так это что в разгар веселого месяца кресеня к нему пожалует самая завидная невеста между Хазарским каганатом и королевством восточных франков.

– Ты с ним держись построже! – внушал Мистина Эльге, когда они обсуждали грядущие переговоры с князем плеснецким. – А то возомнит, будто я тебе его сватовство передал и ты его принимаешь. Я бы так и подумал – как раз на Купалии прибудем.

Эльга в ответ смеялась: речь шла о древнем старике, который еще лет восемь назад сам признался, что залезает на лошадь лишь с помощью отроков и давно не может натянуть лук.

– Но как бы на дрова не присел – здесь ты прав. Мы ведь ему Святшу везем живого, а он уж небось думает, что тот мертвый. И молодой не всякий выдержит такие вести.

– Не так уж он любит Святшу, чтобы от горя поседеть.

– Он и так седой, – вставил Лют, скакавший с другой стороны от Эльги.

– И правда страшный, как йотун?

– Правда. Уже трех жен пережил – все три со страху померли!

Эльга прыскала от смеха, но при мысли о скорой встрече с Етоном плеснецким ёкало сердце. Не в его страховидной внешности было дело. Прежде ей случалось разбирать и улаживать разные дела в дружине, меж боярами, с родичами. Виделась она с жидинскими купцами, важными и богатыми рахдонитами, с послами от греческого цесаря, Романа. Но то все же были люди не равного с нею рода и звания, и она, наследница Вещего, сидя в Киеве, самом средоточии силы руси, могла взирать на них свысока. Теперь же она направлялась в чужую землю, к владыке, не уступающему ей положением и к тому же на сорок с лишним лет старше. В молодости Етон встречался с Олегом Вещим – и был им проклят. Восемь лет назад Мистине удалось не только помирить Етона с киевскими князьями, но и убедить помочь людьми для второго похода на греков. Но как старик посмотрит на нее – родную кровь того, кто лишил его возможности иметь потомство?