Сергей Михеенков - Власовцев в плен не брать

– Не верь никому, сынок, война закончена…

Они устроились на отдых на краю небольшой поляны, заросшей густым мохом и кустарником. Бальк поставил карабин с примкнутым штыком к берёзе, лёг. Мох почти скрыл его. Он закрыл глаза. Как хотелось бы сейчас оказаться где-нибудь в лесу в окрестностях Баденвайлера…

«Кайзер» сидел на корточках, держа карабин на коленях, и раскуривал свою трубку. Он прислушивался к звукам леса. Его напарник лежал во мху с закрытыми глазами. Похоже, тот был уверен, что они вышли, и потому совершенно расслабился. Или уже наплевал на свою судьбу. Все здесь, на русском фронте, до крайности устали. Устали драться. Устали убивать. Устали выживать во время огневых налётов русских. Устали терять друзей. Устали жить на оккупированной земле среди гражданского населения, каждый второй из которого партизан и пылает к ним, оккупантам, ненавистью, а девять из десяти связаны с партизанами. Устали ждать обещанного фюрером сверхмощного оружия, которое решит судьбы фронтов в пользу рейха. Устали получать вести с родины, где союзники русских безнаказанно бомбят города и военные объекты.

– Война закончена, сынок, и ты это должен понимать. Мы, немцы, проиграли и эту войну.

Похоже, по их следу кто-то бежал. «Кайзер» сбросил на мох стальной шлем и прислушался. Да, бежит человек. Наверное, какой-нибудь бедолага из выживших во время миномётного расстрела колонны. Один. Налегке.

«Кайзер» стал на колено и приготовил карабин. Кто бы это ни был, его надо остановить, решил «папаша» и прикусил ус.

Иванок потуже затянул петельку на чехле, предохранявшем оптический прицел, перехватил карабин в обе руки и побежал по невидимой тропе на восток. Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке. Лес наполнен противником. Лес враждебен. Сколько до окопов Третьего батальона и НП капитана Солодовникова? Километра два? Три? Не больше. Это расстояние он преодолеет за несколько минут.

В какой-то момент Иванку показалось, что он отклонился от маршрута. Он осмотрелся. Да, конечно, тропа, по которой они шли сюда, потеряна. Скорее всего, она осталась где-то правее. Надо забирать туда, решил он, вон к той небольшой полянке, которая виднеется впереди по правую руку.

Под ногами глубоко проминался мох. Мох глушил шаги, но одновременно сильно выматывал. Вспомнилось, как месяц назад на другой стороне Чернавичской пущи возле Яровщинских болот пришлось бегать точно по таким же глубоким мхам, заросших черничником. Для разведчика местность, заросшая мхами, большое благо и подспорье. Даже звуки стрельбы в таком лесу глуше и разносятся не так далеко. Легко маскироваться. Упал, – и тебя уже не видно. Как тетерев в снег…

След. След свежий. Ведёт туда же, куда бежит, спеша доставить донесение, и он, полковой разведчик из группы лейтенанта Васинцева. Шли, по всей вероятности, двое. Никого из их группы здесь не было. Любая встреча для него сейчас нежелательна. Свои, немцы, тем более, каминцы… Его задача – как можно скорее донести капитану Солодовникову обо всём, что видел и что передал командир разведвзвода. Сейчас, когда положение окружённых значительно ухудшилось и неизвестно удастся ли новая атака на прорыв, которую они явно задумали и начнут в ближайшие часы, а может быть, минуты, по лесу будут бродить мелкие группы и одиночки в надежде выбраться из «котла» незаметно, тихо, налегке.

Запах табака он уловил сразу, как только выбежал к полянке. Лучше было повернуть, обойти полянку стороной. Или залечь. Залечь и осмотреться. Заодно отдышаться, немного отдохнуть. Но что он увидит из густых зарослей черничника? Придётся приподняться. И вот тогда тот, кто уже держал его на мушке, выстрелит. Прицельно и точно. Нет, снайпер так поступать не должен.

То, что он уже на мушке вот уже несколько мгновений, Иванок знал точно. Чутьё разведчика и снайпера, выработанное на фронте во время лесных походов и поисков до остроты чутья зверя, подсказывало: он на мушке и надо делать что-то, что помешает противнику выстрелить точно. Его слух, зрение и то, что ему не раз помогало, напряжены до предела. Тело сконцентрировано и послушно.

Через кусты он успел увидеть, как немец привстал на колено и вскинул карабин с примкнутым штыком. Немец был в годах, опытный. Стрелять он, видимо, передумал, поостерёгся, тем более что Иванок сам летел ему на штык, как кабан на рогатину…

В тот день фрау Бальк просмотрела газеты и позвала Шуру накрывать на стол.

Шура занималась уборкой внизу, в подвалах. Часть вещей, которые лежали сваленными по углам, хозяйка велела сложить в большие корзины и мешки. Вечером за ними должен был приехать управляющий Гальс.

Шура умылась и начала раскладывать приборы.

С утра она чувствовала какое-то волнение. Ночью приснился брат, и теперь она постоянно думала о нём и о матери. Но мысли о матери не беспокоили так сильно. А Иванок не выходил из головы. Где он, думала она, дома, в Прудках, с матерью? Помогает ли ей по хозяйству? Или сбежал на фронт? Конечно, сбежал. У него и винтовка есть. Брат дома не усидит. Такой у него характер. Иванок очень похож на отца.

Когда она открыла буфет и достала тарелки, ей показалось, что Иванок стоит в дверях и смотрит на неё. Шура резко обернулась, вскрикнула, и тарелки, которые она успела снять с полки, выскользнули из её рук. Одна тут же разбилась у ног фрау Бальк, а другая покатилась по ковру к той самой двери, в которой Щуре померещился брат.

– Ich bin Schuid, frau Balk. Ich werde arbeiten. Es tut mir Leid [35] Я виновата, фрау Бальк. Я отработаю. Простите меня. , – сказала Шура, не поднимая глаз, и кинулась собирать осколки.

Фрау Бальк махнула рукой и ничего не ответила.

Обедали они молча. Обе думали о том, что разбилась только одна тарелка…

Иванок мгновенно оценил обстановку, понял, что совершил ошибку, и, вопреки ожиданию подстерегающего его противника, ускорил бег и, перемахнув через ивовый куст, выстрелил. Он стрелял с руки, не целясь. О том, что попал, догадался по тому, что удара штыком не последовало.

Второй немец лежал под берёзой. Он потянулся к карабину, стоявшему возле дерева. Но Иванок ударил по карабину ногой, подхватил его и отбросил в сторону.

Видимо, это были немцы из тех, которые пробивались из окружения в одиночку.

Тот, который ладился посадить его на штык, лежал на боку. Пуля попала ему в переносицу.

Теперь надо было быстро решить, что делать со вторым. Патрон уже был в патроннике. Нет, лучше заколоть его штыком.

Иванок вытащил из рук убитого карабин с примкнутым штыком.

Немец стоял на коленях и обречённо смотрел на Иванка. Он был молод. Может, на год-два старше его, Иванка.

– Эсэс? – крикнул Иванок и нацелился штыком в грудь.

– Нет-нет, – заговорил немец по-русски.