Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Очевидно, кризис, разгорающийся, как пожар, и особенно необходимость готовиться к дебатам заставили Лютера пуститься в такой богословский путь, в какой он никогда идти не собирался. Однако что-то подсказывало ему, что на эту дорогу направляет его Господь. Многолетнее изучение Библии позволило ему идти по этому пути с непоколебимой уверенностью. Начал он с индульгенций, но теперь бросил вызов величайшей из проблем Римской Церкви – вопросу о самой папской власти. Он пришел к мысли, что Римская Церковь, хоть и установлена Богом, не может претендовать на высший и безусловный авторитет, как делает она в последние четыреста лет. И, разумеется, не может воля Церкви стоять выше Писания. Для Лютера вера (см. Рим. 1:17) создает христианина, а за ним и христианскую общину, именуемую Церковью. Церковь есть везде, где есть вера в Христа, – в том числе и за пределами Римской Церкви, то есть в Церкви Греческой, Восточной.

Верно и обратное: сами по себе, без веры, и таинства, и Церковь пусты и не могут претендовать на какое-либо значение. Основание Церкви – вера в Христа; и вера эта исходит не от нас, падших грешников, а свободно даруется нам Богом. Следовательно, искажать Писание таким образом, чтобы представить Римскую Церковь, человеческое учреждение, неизбежно и неопровержимо божественной – само по себе ересь и лжеучение. Чем больше смотрел Лютер на то, что открывалось ему во всем своем величии и ужасе, тем более убеждался: в последние четыреста лет Церковь, подобно древнему Израилю, находится в некоем вавилонском плену. И если он, подобно пророку, не укажет на это, не призовет Церковь покаяться и вернуться к истине Божьей, то вина падет и на него. Значит, надо без страха идти вперед.

Готовясь к дебатам, которые должны были начаться в конце июня и растянуться на добрых три недели, уже в январе Карлштадт совместно с Лукасом Кранахом занялся афишей диспута – выдающимся образчиком ранней печатной пропаганды. Эта афиша должна была послужить рекламой будущего «спектакля». Огромная сатирическая гравюра под названием «Телега Карлштадта» изображала две телеги, влекомые запряженными в них лошадьми. Обе были полны народу, и над каждой фигурой – пояснительный текст в рамочке. В первом издании текст был по-латыни, но скоро появилось и второе издание, с немецким переводом. Плакат был разделен на две части: процессия в верхней части двигалась к Иисусу, снабженному пояснительной надписью « Unser Fri[e]d » («Наша Свобода»); над телегой ласково склонился Бог Отец, а под колесами ее извивался, корчась в муках, обезьяноподобный дьявол. Что же до процессии в нижней части гравюры – она направлялась прямиком в раззявленную пасть ада, полного языков пламени, гротескных бесов и корчащихся в огне грешников. И кто же сидел в этой второй телеге – с улыбкой на лице и с бесом за левым плечом? Не кто иной, как сам Эк; а на случай, если кто-либо не знал, в чем состоит его богословие, над ним красовалась подпись « Eigner Wil » («Моя воля»).

Начало дебатов было назначено на 27 июня; однако в этот же день имперский рейхстаг выбрал девятнадцатилетнего отпрыска Габсбургской династии, Карла I Испанского, новым императором Священной Римской империи. Карл унаследовал трон своего покойного деда Максимилиана I – и стал императором Карлом V. Немецкие княжества на рейхстаге сперва предлагали трон не кому иному, как Фридриху Мудрому Саксонскому; но Фридрих понимал, что ни у одного немецкого князя нет в руках власти, необходимой для успешного управления огромной империей, и оправдал свое прозвище, отдав голос юному Карлу I Испанскому, хоть папа Лев X и надеялся до последнего, что Фридрих этого не сделает. Историки часто восхваляют Фридриха как мудрого и благородного политика, думавшего о благе подданных больше, чем о собственном возвышении; здесь перед нами яркий пример их правоты. Однако и после избрания императора фигура Фридриха не утратила важность для папы: ведь ясно было, что новый император, занятый испанскими делами, не сможет уделять Германии много времени и внимания.

Дебаты должны были продлиться три недели, а погода в конце июня стояла прекрасная – и множество людей со всех концов Германии отправились в Лейпциг, чтобы насладиться редким зрелищем. Сам Эк прибыл вдвоем со слугой 22 июня, без всякой торжественности. Однако приехал он как раз вовремя: на следующий день состоялся праздник Праздник Тела и Крови Христовых [165] Религиозный праздник, посвященный Телу и Крови Христа, отмечается во многих странах мира. – важное местное событие, и очень разумным ходом со стороны Эка было принять в нем участие. Вместе с другими клириками он прошел по городу в торжественной процессии – и, разумеется, не упустил случая со всеми познакомиться и постараться на всех произвести хорошее впечатление. Остановился он в доме у бургомистра – так что не оставалось сомнений в том, на чьей стороне симпатии местных властей.

Два дня спустя в городские ворота Гриммы куда более торжественно въехали гости из Виттенберга. На первой телеге ехал Карлштадт – и вез с собой такую гору книг, что телега стонала и прогибалась под их весом. На второй путешествовали Меланхтон и ректор Виттенбергского университета вместе с самим Лютером. Здесь же можно было увидеть Иоганна Агриколу и Николаса фон Амсдорфа, виттенбергских друзей и коллег Лютера, будущих видных деятелей Реформации. Но больше всего внимания привлекала пешая часть процессии: две сотни студентов из Виттенберга, вооруженных огромными, жутковатыми на вид алебардами (иначе они называются пиками или бердышами). Многие также несли с собой копья или посохи с заостренными наконечниками.

Перед самыми воротами случилось неприятное происшествие, напомнившее карикатуру Кранаха: телега Карлштадта, до краев набитая справочной литературой, застряла в грязи и сломала себе ось. Бедняга Карлштадт полетел с телеги в грязь. Быть может, это было дурное предзнаменование? Так или иначе, Карлштадт перепугался да и сильно ушибся – и именно этим многие объясняли его отнюдь не блестящее выступление.

Один из придворных клириков герцога Георга, некий Иероним Эмзер [166] На гербе Эмзера красовалась козлиная голова. Впоследствии он сделался лютым врагом Лютера – и тот его иначе как «козлом Эмзером» не называл. , огорчившись тому, что гости из Виттенберга прибыли в Лейпциг с такой помпой, а появление Эка прошло незамеченным, взял на себя организацию при первом публичном появлении Эка почетной стражи. Роль стражи и свиты для виттенбержцев выполняли студенты: они громко поддерживали своих профессоров – а заодно наводили шороху в городе. Однажды ночью они устроили кошачий концерт под окнами у бургомистра, где, как прекрасно знали, остановился Эк; после этого и до конца дебатов у дома бургомистра дежурила охрана.