Мария Пастернак - Золото Хравна

— Да, вы правильно поняли, — закивал Стюрмир. — Вот они, все тут: Альгот, сын Скамкеля; Дидрик, сын Друмба; Андрес, сын Туми.

— Может быть, для девушки все же было бы лучше, если бы опеку над ней взял приход, а вы лишь дали бы за ней приданое, — начал отец Магнус. — Ведь она совсем не знает вас, насколько я понимаю. Кстати, и живет она на хуторе вовсе не одна — при ней двое старых слуг. И Торлейв вон за ней приглядывает. Торлейв?.. — позвал он.

Однако молодого человека уже не было рядом со священником, и вопросы отца Магнуса остались без ответа.

— Мне по душе ваши слова, Стюрмир, сын Борда, — произнес сюсломан Маркус. — Не скрою, поначалу сказанное вами меня насторожило, но теперь я вижу, что вы муж учтивый и совестливый. Итак, тинг состоится в среду. И, полагаю, чем скорее будет принято решение, тем лучше.

— Аминь, — негромко произнес Нилус Ягнятник. — Я тоже думаю, сюсломан, чем скорее, тем лучше, — добавил он с нажимом.

Сюсломан Маркус отвечал ему строгим взглядом.

— Все должно вершиться по закону, согласно уложениям государя Магнуса, сына Хакона, отца нынешнего нашего короля Эрика, — сухо закончил он свою речь.

Торлейв летел на лыжах через лес. Мало кто во всей округе смог бы угнаться за ним. Он мчался как ветер, только свистело в ушах. Леса по сторонам он не видел; ветви, снег — все слилось воедино. Лишь поворот мелькал за поворотом да полозья скрежетали о замерзший наст. Он бегом взбирался на холмы и вихрем слетал вниз. Один раз, не рассчитав на спуске, он упал в снег, но тут же поднялся и побежал дальше.

Он пронесся по льду озера, пролетел через выгон, ворвался в северные ворота усадьбы и только здесь остановился и перевел дыхание.

Вильгельмина, увидав его с крыльца, побежала навстречу. — Что с тобою? — спросила она, взглянув в его осунувшееся лицо. Он обнял ее, не говоря ни слова, — просто не в силах был ничего произнести.

— Еще что-то случилось? У тебя рука в крови.

— Я упал. Там, кажется, был камень, — сказал Торлейв, отрывисто дыша.

Они вошли в сени.

— Давай я промою ссадину.

— Нет, — мотнул головой Торлейв. — Собирайся, мы идем к Йорейд. Права была она, когда говорила, что тебе лучше остаться у нее. Позови Оддню и Кальва, они тоже должны знать. Ну же, поторопись.

— О чем ты, Торве? Почему? Что такое могло произойти?

— Скорее, прошу тебя!

— Оддню и Кальва нет, я их отпустила до завтра. Муж сестры Оддню — единственный, хоть и дальний родич старика Клюппа во всей округе. Им пришлось взять все хлопоты о похоронах и поминках на себя. Я ссудила им из тех денег, что отец оставил мне на хозяйство. Скотину я покормила и подоила коров; хотя, сказать по правде, Торве, доить — не самое любимое мое дело, и две коровы на одну меня — многовато. Я, кажется, провела в хлеву целую вечность…

— Послушай меня, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты как можно скорее ушла отсюда.

— А что же усадьба? Останется без присмотра всю ночь?

— Ничего с ней не станется. Собирайся быстрее, я пойду запру конюшню и хлев.

— Хорошо, — пожала плечами Вильгельмина. — Раз ты говоришь. Хотя я ничего не понимаю. На тебе лица нет, ты едва дышишь. Хочешь пахты?

Она дала ему кружку, и Торлейв выпил всё в три глотка: в горле у него пересохло после быстрого бега.

— Ты не голоден?

— Нет.

— Так скажи хотя бы в двух словах: что случилось? — вновь спросила Вильгельмина, все еще держа в руках пустой горшок от пахты.

— У Стюрмира расписка Стурлы — в том, что полгода назад он ссудил Стурле пятьдесят марок чистого золота, — утерев рот рукавом куртки, быстро проговорил Торлейв. — Под залог всего состояния. С условием, что долг будет отдан до Симонова дня.

— Симонов день давно прошел, — тихо проговорила Вильгельмина, цепенея от страха.

— Сегодня в «Красном Лосе» он показывал эту расписку сюсломану Маркусу и всем, кто там был. Сюсломан пообещал, что в среду на тинге Грош получит подтверждение своих прав. Он уже все равно что хозяин Острова. Говорит, что возьмет тебя под свою опеку и выделит тебе хорошее приданое, а себе оставит только то имущество, что пойдет в счет долга Стурлы.

— Отец никогда не берет денег в долг! — покачала головой Вильгельмина. — Я не могу этому поверить!

— Я видел расписку своими глазами. Она составлена по всем правилам. Это подтвердил сюсломан, а он в таких делах знает толк. Там печать Стурлы и его подпись. И документ заверен печатью королевского исполнителя — Нилуса из Гиске.

— Печать Стурлы? — ахнула Вильгельмина и внезапно побледнела так, что Торлейв испугался за нее. — Почему ты не сказал им?

— Что мог я сказать, Мина? Они говорят, что документ был составлен полгода назад. Это похоже на правду: края пергамена потерты и печати не новы.

— Ты мог просто сказать, что это не Стурла там, в часовне!

— Вильгельмина, милая, не мог я им этого сказать! Я-то верю тебе. Верю, что ты и впрямь что-то чувствуешь и знаешь. Но чтобы они поверили, нужны очень серьезные доказательства, понимаешь? Ворожба Йорейд их не убедит. Даже отец Магнус не хочет прислушаться к моим словам — все они считают, что ты не в себе от горя.

— Ты тоже так считаешь?

— Нет. Но ты ведь можешь ошибаться, — осторожно сказал Торлейв, глядя прямо в ее светлые глаза.

— В этом я не ошибаюсь, Торлейв! Вспомни, что говорила вчера Йорейд.

— Я помню, — кивнул Торлейв. — Надевай лыжи, бери Буски, и пойдем на Таволговое Болото, пока не поздно. Стюрмир сказал, что он хочет уже сегодня поселиться на Еловом Острове. И, похоже, всех, кроме отца Магнуса, это устроило. Мне кажется, будет лучше, если он не застанет тебя дома.

— А Оддню и Кальв? Они придут завтра, и что они увидят? Стюрмира и его людей, которые распоряжаются здесь всем, как хозяева? И они даже не будут знать, где я и что со мной?

— Я схожу с утра предупредить их.

— А как же скотина, Торве?

— Если ты так беспокоишься о скотине, я сам вернусь рано утром, чтобы ее покормить.

— Пожалуй, ты прав, Торве, надо идти.

— Поторопись же. Я видел этих охотников. С ними Нилус Ягнятник из Гиске.

— Кто это? — спросила Вильгельмина.

— Позже объясню.

Торлейв пошел в горницу — забрать Задиру. Сумеречный свет проникал через мутные зеленоватые ячейки оконных стекол. Круглое навершие меча отразило этот свет, блеснуло, точно глаз. И вновь Торлейву почудилось, будто Задира хочет что-то ему сказать. Он привязал ножны к поясу и тронул пальцами рукоять.

«Словно я вступаю с ним в сговор», — подумал Торлейв.