Мария Пастернак - Золото Хравна

Торлейв молчал, крепко сжав губы.

— Обручения пока не было, — пробормотала Вильгельмина, покраснев как мак. — Но отец дал свое согласие, — закончила она едва слышно.

— Ну, теперь это уже не важно! — радостно воскликнул Стюрмир. — Когда я стану твоим опекуном, а это произойдет на ближайшем тинге, в среду, я еще подумаю, давать ли согласие на этот брак. Неужто Стурла так легко пошел на сговор? [95] Имеется в виду брачный сговор — когда родители жениха и невесты уже договорились о предстоящей свадьбе. Такая богатая невеста — и парень с Пригорков! Хотя, возможно, я и благословлю вас. Говорят, ты добрый мастер — значит, сможешь прокормить семью. Оставайся, Торлейв, так и быть. Раз уж мы с тобою скоро станем свояками.

— Стюрмир! — удивленно прохрипел Финн. — Только этого нам не хватало! Пускай убирается!

— Брось, колдун. — Стюрмир быстро переглянулся с Нилусом. — Не все ли равно?

— По мне, одним больше, одним меньше, — загадочно произнес Нилус и вновь явил желтозубый оскал, так напугавший Вильгельмину. Она смотрела на него, и ее не оставляло чувство, что этот человек уже мертв. Мертв и лежит на снегу в ельнике.

«Не схожу ли я с ума?» — подумала она, крепко держась за рукав Торлейвовой куртки.

— Иначе шуму потом не оберешься. — Стюрмир продолжал смотреть на Вильгельмину и Торлейва с тою же сладкой улыбкой. — В конце концов, недаром говорится: бери весло, как оно легло. Ну, пойдемте в дом. Созывай, племянница, слуг да представь меня им.

— Вы ведь знаете, Стюрмир, сын Борда, что у нас всего двое слуг, — отозвалась Вильгельмина. — Но их сейчас нет. Они оба на поминках Клюппа.

— Ах, да. За несчастьем, что постигло нас с тобою, племянница, я и вовсе позабыл о той беде. Да не зови меня «Стюрмир, сын Борда»! Зови родичем. Или, еще лучше, — дядюшкой. И как это вы с отцом обходились только двумя слугами?

— К чему нам больше? Мы не живем доходом с хутора.

— Это знаю, — кивнул Стюрмир. — Стурла свои богатства держал в Нидаросе.

— Его богатства плавают по морю, — сказала Вильгельмина.

— Довольно, идем в горницу! — объявил Стюрмир. — Там сядем, поговорим.

Вильгельмина отпустила Буски бегать по двору и вошла в дом вместе со всеми.

— Скажи-ка, племянница, найдется у тебя немного доброго пива для меня и гостей? Я, видишь ли, не очень-то рад, что мне приходится теперь здесь распоряжаться, но что поделаешь!

Вильгельмина вопросительно посмотрела на Торлейва.

— Я принесу бочонок, — кивнул он.

Охотники сняли теплые куртки и короткие подбитые мехом плащи. В сенях не было места для такого количества верхней одежды, поэтому всё попросту свалили на сундук. Друг за другом неторопливо перешли в гостевую горницу — здесь всегда было убрано, но с тех пор как уехал Стурла, огонь в печи разжигали редко. Покуда Торлейв ходил в кладовую за пивом, Вильгельмина принесла дров и затопила высокую изразцовую печь. Стюрмир зажег свечи, стоявшие повсюду в шандалах [96] Шандал — большой подсвечник. , и горница наполнилась светом.

Охотники ходили кругами, осматривали немногочисленные украшения и оружие на стенах: сарацинскую саблю, копье, два небольших тарча [97] Тарч — вид щита. , арбалет Стурлы, его серебристый доспех; кожаный гамбезон [98] Гамбезон — стеганая или кожаная куртка, которую надевают под кольчугу. , видавший виды, исцарапанный кольчужными кольцами и носивший следы их ржавчины, — в давние немирные годы Стурла надевал его под хауберк [99] Хауберк — длинная кольчужная рубаха. ; это было задолго до рождения Вильгельмины.

Нилуса Ягнятника особенно заинтересовали несколько серебряных кубков и два веницейских кувшина синего стекла со светлыми прожилками. В ясную погоду, когда свет щедро лился сквозь зеленоватые ячейки окон, эти кувшины, пронизанные солнечными лучами, точно сами источали сияние. В такие моменты Вильгельмина любила затаив дыхание следить, как внутри стекла загораются, вспыхивают и гаснут голубые огни.

«Есть такой город, — говорил отец, — город Венеция, который построен на воде. Жители его никогда не ездят на повозках — потому что вместо улиц и переулков там каналы, в которых плещется вода. И ни на лыжах, ни на коньках там тоже не ездят, даже не знают, что это такое, потому что у них всегда тепло. Снег там выпадает очень редко, а если выпадет, то на другой день уже растает. Зато они плавают на лодках — на чудесных лодках, что похожи на огромных лебедей. А вода в каналах полна синевы и света. Когда веницейцы выдувают из стекла свои кувшины и кубки, они вдыхают в них эту синеву и блики солнца. Если ты приблизишь к уху горлышко синего кувшина, ты услышишь, как шумят волны теплой веницейской лагуны и как кричат чайки над водой». И Вильгельмина послушно наклоняла ухо к большому гулкому кувшину — и сперва просто слышала шум волн, а потом начинала различать и крики чаек.

Три шпалеры, которые Стурла привез из Нидароса в прошлом году, также привлекли внимание охотников. На одной из них, навесив копья и крепко упершись ногами в стремена, летели друг другу навстречу два рыцаря. За их спинами высился замок с зубчатой башней и прекрасной, хотя несколько косоглазой желтоволосой принцессой. Две другие представляли сцены охоты. Остановившись против них, охотники закивали головами. Оживился даже мрачный Весельчак Альгот, и они вдвоем с Дидриком Боровом принялись обсуждать стати палевой выжлы и ошибки в изображении травли кабана.

Торлейв, вернувшийся с бочонком в руках, отметил, что Стюрмир не сел на Высокое кресло — хозяйское место, на котором всегда сидел Стурла, — а опустился рядом на скамью. Весельчак, Дидрик и Нилус Ягнятник расселись кто где. Слуги встали у двери — оба они были крупные плечистые молодцы, и Торлейв не мог отделаться от мысли, что они заняли это место не из почтительности к своим хозяевам, а чтобы перекрыть выход.

Вильгельмина села на поперечную — женскую скамью, неторопливо перекинула за спину распущенные по плечам волосы и внимательно оглядела всех, кто находился в горнице. Ее подбородок был упрямо вскинут, губы строго сжаты, глаза прозрачны, точно ледяной ручей.

Люди Стюрмира открыли бочонок, кто-то уже снял с полки большие кружки, и Дидрик принялся цедить в них пиво. Торлейв присел на край скамьи боком, так чтобы в любой момент он мог обернуться к Вильгельмине или выхватить меч.

— Славное пиво! — сдув пену и пригубив, сказал Стюрмир. — Сама варила, племянница? Вижу, будет из тебя добрая хозяйка.

— Это не я, это Оддню, — равнодушно ответила Вильгельмина.

— Не важно. Давай о главном, племянница. Собираюсь я предложить тебе переехать отсюда в мою усадьбу, что на Вороновом мысе. — Стюрмир покосился на Торлейва. — Там много женщин, и будет кому присмотреть за тобой. По мне, не пристало такой девушке, как ты, богатой невесте, жить на хуторе одной с двумя слугами. Будь у меня дочь, я никогда бы не оставил ее в таком небрежении.