Жан Рэ - Корабль палачей [Романы, повести, рассказы]

Окаменевшая рука старика крепко вцепилась в камень, и Гюстав едва не закричал от отвращения, когда ему пришлось отгибать, один за другим, ледяные оцепеневшие пальцы.

Наконец он вздохнул с облегчением, держа камень перед собой, в то время как тело старика расслабленно осело в кресле. При этом его остекленевшие глаза продолжали пристально пялиться на Гюстава. Дрожа от отвращения и страха, юноша опрометью бросился из каюты, преследуемый взглядом, в котором слились воедино ненависть и отчаяние.

— Господи, сделай так, чтобы наступила ночь, чтобы уснул мой разум, чтобы хотя бы на несколько мгновений я избавился от этого ужаса!

Бесполезная мольба, зеленый свет ничуть не ослабел.

— Пусть разразится буря, пусть гром потрясет небеса и землю, пусть ударит молния, пусть страшный ураган опустошит эту планету…

Но зловещая тишина упорно сохранялась. Даже его собственный голос и слабый шум его движений, казалось, доносились к нему издалека, через слои фетра и ваты.

Тем не менее…

Он услышал, как где-то тихо и осторожно открылась дверь…

До него донеслись звуки осторожных шагов…

Потом распахнулась еще одна дверь, и на этот раз это была дверь в его каюту. Она открылась за его спиной, и юноша с ужасом почувствовал, что не может даже пошевельнуться!

Кто-то вошел в каюту и встал за его спиной. Что-то скользнуло вдоль его руки движением медленно ползущей рептилии, скользнуло от плеча к запястью, затем к пальцам, сжимавшим камень.

Леденящий холод охватил его запястье. Он увидел высохшую, выглядевшую уродливой сжавшуюся руку, ползущую к камню по его предплечью, словно гигантский паук.

Это была рука доктора Пранжье.

Юноша постарался собрать все силы, чтобы победить охватившее его оцепенение. Но он не представлял, сможет ли он справиться с сжимающими его ледяными тисками…

Каменные пальцы вонзили в его руку острые ногти, и Гюстав вскочил, пытаясь левой рукой оторвать от себя эти клещи. При этом он случайно задел свое бедро и почувствовал на нем рукоятку пистолета.

Из-под жестоких когтей мертвой руки на его коже выступила кровь, и Гюстав машинально ткнул в руку мертвеца пистолетом. Громыхнул выстрел.

Когда рассеялся пороховой дым, похожая на паука рука исчезла. Гюстав все еще держал в руке камень. На его запястье остались две глубоких кровавых полосы.

«Получается, что доктор Пранжье жив! Действительно, мертвые не приходят, чтобы украсть у вас что-нибудь! И они не раздирают вам руки, словно дикая кошка! Да, я должен вернуться в каюту мертвецов!» — эти мысли вихрем пронеслись в голове юноши.

Гюстав вскочил. Грохот выстрела и дым, струившийся из дула пистолета, вернули ему мужество. Он с улыбкой погладил рукоять второго пистолета.

— Если он жив, то это ненадолго, потому что второй раз я постараюсь выстрелить точнее!

Он быстро вошел в зловещую каюту. Все находившиеся в ней оставались в прежних позах, и Пранжье был так же мертв, как и все остальные.

Гюстав не смог сдержать возглас ужаса и отчаяния.

Взгляды мертвецов были по-прежнему направлены в одну точку. Но на этот раз их мишенью был не зеленоватый камень. Нет, сейчас они все смотрели на руку доктора Пранжье. И эта рука была раздроблена пистолетной пулей.

Шатаясь, словно пьяный, Гюстав вернулся в каюту капитана. Здесь он почувствовал такое сильное головокружение, что едва не потерял сознание. Тем не менее он достаточно хорошо увидел, что зеленый свет быстро слабел. В полумраке, затопившем каюту, он увидел странный нечеткий силуэт.

В руке, державшей зеленую гальку, он почувствовал несколько электрических разрядов, сначала довольно слабых, но постепенно становившихся все более болезненными.

Силуэт приблизился.

Это оказалась высокая женщина с мрачным лицом, удивительно красивая. Взгляд ее глаз, остановившийся на лице Гюстава, казался жестоким. Тем не менее она явно не испытывала враждебности к юноше; скорее, она что-то обдумывала.

Через несколько мгновений она подняла сильные руки, но тут же отшатнулась с выражением сильнейшего ужаса на лице. Вдали послышалось ворчание грома, постепенно приближавшегося. Гюстав услышал хор мужских голосов и звуки органа. Звучали слова «Kyrie Eleison» [20] В католической церкви Kyrie Eleison (Господи, помилуй) — первый по порядку ординарный распев мессы. .

Земля вздрогнула, словно при землетрясении, и золотистые лучи заменили зеленый свет.

Обстановка вокруг Гюстава резко изменилась. Каюта капитана, загадочный корабль, грот — все рассыпалось, словно карточный домик, и исчезло.

Призрачная женщина обернулась зеленым туманом, растворившимся в пространстве.

Среди ослепительного моря света возник Крест Спасителя.

Kyrie Eleison!

Перед тем как потерять сознание, Гюстав успел увидеть группу монахов, преклонивших колени вокруг креста.

— Ура! Он приходит в себя!

Теперь монахи сгрудились вокруг него… Нет, это были уже не монахи, а его спутники, упавшие на колени, чтобы поблагодарить небо, вернувшее им Гюстава.

— Пинту бренди! Живее! Я готов превратиться в устрицу, если этот парень не притворялся лежащим в обмороке, в надежде отхлебнуть моего великолепного бренди!

Можно не уточнять, что этот громовой голос принадлежал Ансельму Лемуэну, раздававшему всем окружающим стаканы со своим «великолепным» бренди.

Гюстав Леман едва не зарыдал от радости. Получалось, что все, что он видел, было всего лишь галлюцинацией, потому что все его друзья были вокруг него и радовались, глядя на очнувшегося товарища.

Он лежал в одной из палаток, через приподнятый полог которой в палатку вливались волны оранжевого света. Он даже мог видеть часть фьорда, заполненного плавучими льдами, тюленей на льдинах и тучи галдящих морских птиц над ними.

— Мой дорогой мальчик, как ты напугал нас, — пробормотал граф Бодуэн. — Ты целых три дня находился в состоянии комы.

— Всего лишь сон… К счастью, это был только сон, — прошептал Гюстав.

Он не успел начать рассказ об увиденном во сне; его лицо внезапно потемнело, и в глазах колыхнулась пелена ужаса.

Его рука все еще была крепко сжата, и он с усилием разжал ее. На землю рядом с ним упал камень с зелеными прожилками.

— Когда-нибудь потом, когда ты будешь читать Шекспира, ты обязательно встретишь эти встревожившие тебя слова, на которые я сейчас особенно хотел бы обратить твое внимание: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

Это сказал граф де Вестенроде, когда Гюстав рассказал ему свой сон.

— Мне кажется, Гюстав, — продолжил он, — что твой сон, как ты называешь увиденное тобой — согласимся пока, что это действительно был всего лишь сон, — отмечает окончание нашей экспедиции.