Ирина Измайлова - Царь Гектор

Трудно сказать, сколько их погибло под камнями, однако уцелевшие, поняв, где находится враг, и осознав, что придётся принять бой или погибнуть, с рёвом и проклятиями устремились вверх по склону. Началось как бы обратное движение лавины, и как ни цепко держали оборону египтяне, им пришлось отступить от края склона — врагов всё равно было больше.

Битва продолжалась не менее часа, а быть может, и гораздо больше. В сутолоке и крикс, среди крови, грохота щитов и лязга мечей, люди потеряли представление о времени. В конце концов, большая часть оставшихся в живых ливийцев, отступая, вновь скатилась в ущелье и те, кто при этом не свернул шею и не поломал рук и ног, бросились к выходу на равнину. Но прогремел боевой клич египтян, и сотня колесниц Анхаффа вынеслась им навстречу, круша и сминая растерявшихся и вконец сломленных врагов.

Гектор, видя, что на плоскогорье битва завершилась, успел спуститься и занять место в своей колеснице, чтобы участвовать в последней схватке. Он видел, что Пентесилея опередила его: она не покинула седла, и её конь, легко одолевший опасный подъём, так же легко одолел и ещё более страшный спуск. С плоскогорья спускались и остальные уцелевшие воины-египтяне — никто, даже раненые, не остались наверху.

Последняя схватка была отчаянной и страшной. Но она завершилась быстро: чуть меньше двухсот ливийцев, в большинстве своём раненых, запросили пощады и сдались, остальные остались в кровавой пыли на равнине, в ущелье, на плоскогорье.

Среди убитых ливийцев выделялся их предводитель — напавший одним из последних огромный, статный богатырь, в кожаном доспехе, длинном, до колен, сплошь усаженном мощными медными бляхами с шипами, и в обычном для ливийцев кожаном шлеме-колпаке, закрывающем половину лица, с крутыми прорезями для глаз, также обшитом медью. Вожак дрался до последнего, дрался, когда многие его сподвижники, оставшиеся в живых, уже сдались. Под конец, пользуясь тем, что Гектор сражался далеко от входа в ущелье, он пытался вырваться, захватив колесницу убитого им египтянина. Возможно, предводитель мятежников рассчитывал уйти, но ему преградила дорогу Пентесилея, и после недолгой схватки он упал под её секирой. (Привычное оружие, которого в Египте никто не использовал, царица амазонок одолжила у Альды). Разглядывая затем убитого врага, она подумала, что это скорее всего и сеть знаменитый Мартаху, тот самый разбойник, за которого приняли Ахилла воины прибрежной крепости, а значит, великан-ливиец был невольной причиной её разлуки с мужем...

— Ты и вправду величайший воин! — произнёс Харемхеб, подходя к Гектору и низко склоняясь перед ним. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так сражался!

— Это был не самый трудный из моих боёв, — ответил троянец, устало поднося к губам кувшин с водой и преодолевая отчаянное желание облить лицо и плечи: он знал, что воды слишком мало.

— И эта невероятная женщина, жена твоего брата... — продолжал молодой военачальник, в некотором смущении глядя на Пентесилею, в это время без стеснения снявшую нагрудник и перевязывавшую свою рану. Она дралась так же, как и ты! Разве бывают такие женщины?

— Считай, что меня не бывает, египтянин! — воскликнула амазонка, которая поняла всё от слова до слова. — Но, как бы там ни было, мы потеряли половину войска.

— Больше половины, — тихо сказал Гектор и вновь осмотрелся.

— Где Анхафф? — спросил он у одного из колесничих.

— Я здесь, великий!

Командующий колесницами был ранен в плечо, и его только что перевязали. Он подошёл, отхлёбывая воду из медной чашки, внешне невозмутимый, но на самом деле тоже взбудораженный и потрясённый.

— Эту битву назовут одной из самых славных в нашей истории! — сказал он. — Одолеть армию опытных и отчаянных разбойников, которых было в два с половиной раза больше нас, мог только ты, Гектор!

— Вы восхищаетесь мною? — воскликнул троянец, уже почти не скрывая горечи. — А я себя виню! Я не просчитал заранее возможной ловушки, не понял замыслов врага и угробил половину отряда! Ничего себе, великая победа!

— Ну, положим, такой ход просчитать было невозможно, — возразила Пентесилея. — Мы ждали предательства, но никто не подумал, что измена настолько глубока. Мы были уверены, что ливийцы осаждают северную крепость, и нам не пришло в голову, что она давно сдана. Мы не могли предположить, что нас окружают с двух сторон.

Гектор покачал головой. Его лицо постепенно становилось всё сумрачнее, словно он не мог решить, что делать дальше.

— Как бы там ни было, нас осталось меньше пятисот человек, — сказал он наконец. — А в крепости тысяча с лишним ливийцев. Они не сражались, отдыхали и полны сил, а наши воины измотаны, многие ранены. Вопрос, можем ли мы взять крепость, я думаю, задавать смешно. Мы не можем её взять!

— Но мы не можем и не взять её! — голос Пентесилеи впервые слегка дрогнул. — Ты сам знаешь, что если мы вернёмся, не захватив крепости, это будет означать наше поражение.

— Знаю. — Гектор усмехнулся. — В этом случае фараон не простит мне и гибели половины войска — получится, что я их погубил зря! И тот, кто подстроил нам эту ловушку, получит все преимущества.

— Я убью его! — воскликнула амазонка в ярости.

— Стоило бы это сделать, — прошептал Гектор. — Только он не так глуп и едва ли предоставит нам такую возможность. Словом, крепость надо взять, Пентесилея!

Последние несколько фраз они оба произнесли на критском наречии, и египтяне не поняли ни слова. Но Анхафф догадался:

— Вы ведь говорите о крепости? — спросил он командующего. — Вы обсуждаете, что нам делать дальше?

— Да, — ответил Гектор. — Именно это мы и обсуждаем.

Он вновь, уже в третий раз, обвёл взглядом примыкающую к скалам сухую равнину. Большая часть воинов-египтян, кроме тех, кто охранял пленных, расселись в тени камней или колесниц и перевязывали свои раны. Те, кто не был ранен, чистили оружие либо проверяли упряжь лошадей. Лица у них были усталые, но спокойные. Это были опытные бойцы, жестокий бой не сломил их и не ввёл в уныние, как ни тяжелы были потери. Люди переговаривались между собою, некоторые отпускали шутки или обсуждали какие-то моменты битвы. И всё это происходило рядом с разбросанными повсюду трупами, среди пятен уже впитавшейся в землю крови, под гортанные вопли хищных птиц, которые приступили к своему пиру, не страшась близости людей.

— Как нам похоронить мёртвых? — спросил Гектор египтян. — У нас их предают огню, но у вас другие обычаи.

— Да, — кивнул Харемхеб. — Однако отвезти в Мемфис даже погибших бойцов колесничего отряда, а среди них есть люди знатные, мы не можем — их просто не довезти. И мумифицировать их здесь невозможно. Значит, придётся зарыть или завалить тела камнями. Но не всех же мы сможем похоронить...