Виталий Гладкий - Митридат

Царица Лаодика свой крутой нрав показала сразу же. Едва свершились погребальные церемонии, как она отстранила от больших государственных дел всех тех, кто был в чести у её усопшего мужа.

Стратега Алкима царица направила в пограничные эпархии Понта для усмирения катойков, грабивших купеческие караваны и сборщиков фороса. Войск ему Лаодика не дала, приказав, словно в насмешку, собрать ополчение из кардаков. Земледельческие работы были в самом разгаре из-за поздней весны, и кардаков можно было поставить в строй только с помощью арканов.

Наварха понтийского флота Гермайю она услала в его родной город Амис, где тот должен был присматривать за постройкой судов на верфях, чем до этого занимался с успехом купец-вольноотпущенник из племени тавров [112] Тавры — древнейшие племена, населявшие южную часть Крыма. . От такой «милости» Гермайя слёг, и его домочадцы не без основания опасались, что он не дотянет до лета.

Начальника следствия Моаферна царица вообще отстранила от дел, посчитав виновным в скоропостижной смерти супруга. Чтобы не искушать судьбу, Моаферн, имевший кое-какие соображения по поводу убийства царя, поторопился исчезнуть в неизвестном направлении вместе с женой и малолетним сыном.

А гиппарх Асклепиодор, сославшись на преклонный возраст, сам подал в отставку и уехал в свой богатый хорион выращивать оливы и разводить тонкорунных овец.

Только главный жрец богини Ма, хитроумный Даипп, оказался царице не по зубам. Он по-прежнему продолжал плодить сикофантов, с большим рвением травивших вероотступников и опустошавших бездонную храмовую казну — за каждый донос полагалась круглая сумма.

Жили сикофанты припеваючи, безбедно — после кончины царя в народе пошёл разброд и смута. Тому способствовало и то, что воцарившаяся Лаодика весьма благоволила к Риму — словно стервятники на падаль слетались в Понт римские купцы, ростовщики и просто авантюристы всех мастей, любители поживиться за чужой счёт. Ремесла стали приходить в упадок, крупные эргастерии прибрали к рукам всё те же римляне, а торговлю знаменитой синопской краской цвета огненного заката, которой расписывали стены дворцов, посуду и добавляли в керамические изделия, перекупил ростовщик Макробий с помощью горе-стратега Клеона.

Народ нищал, понтийскиие купцы и владельцы хорионов роптали, наёмные гоплиты пьянствовали, попрошайки становились ворами и убийцами, а среди придворной знати, поначалу весьма благосклонно отнёсшейся к перемене власти, нарастало недовольство — золотой поток, благодаря «стараниям» неутомимых и жадных квиритов, значительно иссяк, и их кошельки стали напоминать тощее вымя старой козы…

Таксиарх Диофант шёл к иудею Иораму бен Шамаху. Царица Лаодика от услуг старого лекаря отказаться не решилась — достойной замены ему подыскать не удалось. Паппий был не в счёт: молод, неопытен; его приставили к будущему царю Понта юному Митридату.

Диофант был строен, высок и лёгок в ходу. Чёрные вьющиеся волосы, высокий лоб мыслителя и быстрые, умные глаза выдавали в нём натуру ранимую, увлекающуюся и небесталанную. Так оно и было — молодой таксиарх, кроме воинских доблестей, обладал незаурядными способностями к сочинительству. Особенно Диофанта привлекла история. Его трудами по истории Понта восхищались такие признанные авторитеты, как поэт Мирин, грамматик [113] Грамматик — учёный-филолог, обычно преподаватель гимнасия. Тиранион и даже сам патриарх понтийских мыслителей престарелый философ Тимофей Патрий. А астроном Биллар, творец огромной сферы, изображающей небесный свод вокруг Земли и движение планет (она была выставлена в Синопе для всеобщего обозрения возле бронзовой статуи основателя города Автолика [114] Автолик — в греческой мифологии ловкий разбойник, обитавший на горе Парнас; он обучил борьбе Геракла. , изваянной знаменитым скульптором Сфеннидом), подарил Диофанту в знак признания его заслуг на поприще истории многократно уменьшенную копию своего творения из электра [115] Электр — сплав золота с серебром. .

Но, как мы уже знаем, совсем иные мысли обуревали Диофанта — историческим коллизиям в них места не было…

Иорам бен Шамах, как всегда, был приветлив и гостеприимен. Смерть царя полностью выбелила его пегую бороду и проложила новые морщины на лице, но держался иудей по-прежнему прямо, а в глазах светились огоньки острого ума и проницательности.

— …Клеон, этот негодяй и растлитель, посчитал себя ровней людям знаменитым и заслуженным! — Диофант был вне себя от негодования. — Лаодика тоже хороша — не успело остыть её супружеское ложе, как она затащила туда Клеона. Блудливый пёс! Он уже примеряет царскую китару. Срамота!

— Клеон… — лекарь задумчиво оглаживал бороду. — Весьма глуп, развратен, но хитёр… Такие люди способны на любое преступление ради удовлетворения своих низменных страстишек и тщеславия.

— Он трус! Жалкий, ничтожный человечишко, — презрительно покривил полные, резко очерченные губы Диофант.

— Молодость… — с мягкой улыбкой покачал головой иудей. — Но это пройдёт. К сожалению… — он вздохнул. — Если самого никчёмного запаршивевшего кота загнать в угол, он может превратиться в бешеного барса.

— Я едва не помер от стыда на приёме у царицы. Перед этим… «барсом» склоняли головы самые знатные и уважаемые граждане Синопы. Нужно было видеть, как он пыжился, нужно было чуять, какие запахи источали его одежды. Несло благовониями, словно от дешёвой уличной гетеры.

— А ты? Как поступил ты, мой юный друг?

— Уж я-то голову перед ним не склонил, — с вызовом тряхнул кудрями Диофант. — Постарался встать позади всех.

— Мудро, — с одобрением посмотрел на него Иорам бен Шамах. — Не нужно дразнить змею без нужды.

— Я хочу оставить службу. Буду писать трактаты по истории. Нет сил пресмыкаться перед этим выскочкой.

— А вот этого делать не стоит.

— Почему?

— Диофант, ты нам нужен. Очень нужен. И именно там, где требуются твои воинский талант и гражданское мужество.

— Нам? Прости, Иорам, но я не понял… Кому?

— Не требую от тебя слова в сохранении тайны, которую ты сейчас узнаешь. Ибо верю, что честь для таксиарха Диофанта — не пустой звук… Скоро грядут великие перемены в Понте. К ним надо быть готовым, но их необходимо поторопить, положив ради этого немало сил, а то и жизней.

— О каких переменах ты говоришь?

— Царица Лаодика управлять Понтом не способна. Мы постепенно превращаемся в провинцию Рима. Позор! На троне должен быть юный Митридат. Только он способен продолжить начатое его отцом. Свобода — не отвлечённое понятие. Смысл его — это сильное, способное постоять за себя, государство Понт. Где властвует умный правитель, где все веры равны, и никто не будет отбирать у нищего последний кусок хлеба, чтобы заплатить дань Риму, и где вместо грязных доносов и наушничества, ведущих к распрям, воцарятся труд и благоденствие. Уже есть люди, готовые поддержать и словом и делом будущего царя Понта Митридата. И ты, надеюсь, тоже будешь в их числе.