Бьярне Ройтер - Кольцо принца Файсала

К тому времени мистер Бриггз уже скрылся в доме.

Появление новых рабов всегда вызывало любопытство не только других негров, но и надсмотрщиков, домашней прислуги, которым очень хотелось поглядеть на новичков. Но сейчас настроение у окружающих было невеселое: совсем недавно плантация потеряла двух рабов-мужчин.

Том понятия не имел о том, что случилось, но Сахарный Джордж рассказал ему, что рабы скончались от болезни, прозванной в народе чахоткой. Сначала они отказались от еды, а потом упали прямо на поле и умерли – в один день, с разницей всего в несколько часов.

– Странно, что это случилось в одно и то же время, – задумчиво произнес Том.

– Они были братьями, – ответил Джордж.

– Это все объясняет?

– Возможно, тебе, Том, это ни о чем не говорит, но для нас, негров, это очень важно. Я лично знал тех двух парней, их привезли сюда три года назад. Они были совершенно поразительными. Мы все знали, что если бы их попытались разлучить, то они тотчас же лишили бы себя жизни. И когда старший внезапно заболел чахоткой, его младший брат отказался есть. Это, конечно, горькая потеря для мистера Бриггза.

Когда рабы умирали, остальные рыли им могилы и хоронили. За бараками, где они жили, было устроено что-то вроде кладбища. Здесь же были участки земли, на которых рабы могли выращивать овощи и зелень, чтобы потом добавлять их в свой ежедневный рацион. Смертельно устав после работы на поле, они все же находили в себе силы на прополку и поливку растений, которые поддерживали в них жизнь.

Некоторые слуги и самые старые из рабов держали также курицу или даже двух, они разгуливали в специально огороженных закутках. Сахарный Джордж и Тото имели несколько кур, петуха и маленького черного поросенка.

Когда надсмотрщики увели троих вновь прибывших невольников, Том оставил свой наблюдательный пункт и вслед за Джорджем побрел к хижинам, где жила домашняя прислуга.

– Каждый раз, когда мы кого-нибудь хороним, мастер Йооп начинает следить за неграми с утроенным вниманием, – говорил Джордж по дороге. – Речь идет о колдовстве, а подобных вещей мы никак не можем допустить в «Арон Хилле».

– Колдовстве? – переспросил Том.

Джордж кивнул и сказал, что уже были случаи, когда находили отрубленные куриные ноги и прочее в том же духе, но он не хочет об этом говорить. Все это очень неприятно и пугает его жену.

На следующий день Том отправился вместе с Йоопом в кабак и вновь услышал об этой истории.

Они сидели в тесном грязном зале с низким потолком, рядом пили, кричали и ругались моряки.

– Как убого, – произнес управляющий, взирая на все это безобразие с лицом сонным и безразличным.

Том еще никогда не видел мастера Йоопа пьяным. Другие бомбы пили в седле. Том не раз замечал, как переглядывались рабы при виде качающегося взад-вперед надсмотрщика. Это выглядело довольно опасно: двадцать негров с длинными мотыгами в руках, охраняемые лишь одним пьяным бомбой. Что ни говори, а соблазн был слишком велик.

Как-то раз Том случайно стал свидетелем того, как надсмотрщик Пьер спьяну свалился с лошади, а здоровенный Кануно поднял его и усадил обратно в седло. Том увидел, как другие рабы тут же принялись о чем-то шушукаться, за что немедленно получили замечание от Кануно. Он управлял своими людьми, и они беспрекословно его слушались. Однако вечером, когда рабы вернулись с поля домой, Пьер свалил все происшедшее на Кануно и наградил его ударом плетью. Том вмешался и сказал мастеру Йоопу, что раб не сделал ничего плохого и лишь посадил Пьера на коня.

Но это замечание чуть не стоило Тому места.

– Не смей спорить с бомбой при неграх, – прошипел Йооп. – Никогда не принимай сторону негра и не иди против белого. Понятно?

– Понятно, мастер Йооп. Но, по правде говоря…

– Правда, – скрипнул зубами Йооп, – я покажу тебе правду. Вон она где, твоя правда!

И с этими словами голландец указал на плеть, лежавшую на столе.

– Остальное не имеет значения. Учти, среди черных что-то назревает, и малейшая искра может стать причиной пожара. И не хотел бы я оказаться на месте того, кто уронит эту искру.

В таверне Йоопа терзали те же мысли. Однако он уже не сердился на Тома, скорее наоборот.

– Нам следует быть осторожнее, – сказал он, пригубливая вино. – Эти смерти неспроста. Среди негров есть много тех, кто умеет колдовать, и Кануно руководит одной из таких групп. Порой они впадают в состояние экстаза и даже могут при этом терять сознание; я видел это собственными глазами и предупреждал мистера Бриггза. Плантацию может поразить чума, лихорадка или дизентерия, и все это, конечно, очень плохо, но когда чернокожие принимаются за свои колдовские штучки, то тут уж белому надо держать ухо востро.

– Колдовство, – спросил Том, – разве это не то же самое, что ересь?

– Зови это как хочешь. У черных нет Бога, по крайней мере в нашем понимании. Тот, кому они поклоняются, сродни скорее дьяволу. Я слышал рассказы о рабах, которые настолько преуспевали в колдовстве, что даже имели влияние на своих хозяев. Они насылали на них боль в спине, кожные нарывы и другие болезни; и кто еще их мог направлять, как не сам дьявол? Когда один из них умирает, другие забирают себе силу его души, и наш друг Кануно переполнен этими душами, того и глядишь лопнет от ненависти к нам. Я вижу прямо-таки, как она исходит от него. Он не произнес ни слова с тех пор, как мы убрали урожай. И другие негры смотрят на него и ловят его малейший жест.

– Отчего же вы не продадите его, мастер Йооп?

Йооп ван дер Арле улыбнулся и принялся ковыряться во рту зубочисткой.

– Должен тебе сказать, – пробормотал он, – что, если мы продадим Кануно, это будет расценено как проявление слабости. В «Арон Хилле» не найдется такого раба, который бы не знал, в каких я с ним отношениях. Еще они знают, что он что-то замышляет. Об этом говорят даже на соседних плантациях, где он почитается кем-то вроде божества. Кануно для них словно вождь. Они мечтают лишь о том дне, когда он сожжет все дотла, освободит черных и забьет до смерти бомб. Меня и тебя, Том-бомба, тебя и меня. Каждого из нас повесят на отдельной веревке и оставят болтаться на ближайшем оливковом дереве. Знаешь, как негры называют таких повешенных? Белыми фруктами.

Йооп вздохнул и довольно потянулся.

– С такими мыслями Кануно засыпает и с ними же просыпается. Мне кажется, что он вообще не представляет нас без пеньковой веревки на шее. Таких людей не продают, Том, продай его – и получишь ночной кошмар. Где бы ни оказался Кануно – на соседней кофейной плантации или у португальцев в Порт-Ройале, он всегда будет мечтать о том, как бы вернуться обратно в «Арон Хилл» и перевешать здесь всех белых. Его надо не продавать, а ломать. Я знаю, Франц Брюгген мечтает о том, чтобы мы раздобыли для Кануно самую прочную веревку, и дело с концом. Его мозги окончательно прогнили от рома. Если я разрешу ему повесить Кануно, нам всем не поздоровится. Они придут ночью с мотыгами и ножами. Да, да, с ножами, маленький бомба, ты их просто не видел, но они у них есть. Они прячут их в земле, где те лежат, дожидаясь своего часа. И тогда лишь богу известно, что будет с плантацией мистера Бриггза. Нас здесь всего восемь человек, четверо из которых напиваются так, что не попадают горлышком бутылки себе в рот. Поэтому мы не будем трогать Кануно без какой-либо на то причины. Все должны видеть, что мы судим по справедливости.