Николай Югов - След варяжской ладьи

Люди молчали. Никто не мог, даже на мгновение, предположить, что это — правда. Молчал и Клёнг, не зная, что ответить на слова, только что произнесенные Хауком. Ярл не мог и не хотел верить тому, что сказал его ратник. Первым прервал это затянувшееся молчание кривич.

— Он врет! Он все врет! Не было там никакого ворона! Что делать священной птице у синего камня? Я сам из этих мест и могу с полной уверенностью сказать, что не живут вороны в этих краях. Хаук врет и все это он делает из-за какой-то пленной, смазливой, девчонки! Подумайте люди, разве бы я посмел ударить ногой эту священную, черную птицу! Подумай и ты, ярл! Хорошо подумай, кто из нас прав! У пленниц спрашивать об этом событии совершенно бессмысленно. Они будут на стороне вашего храбреца, а других свидетелей нет! Я же не самоубийца, чтобы пойти на такое ужасное преступление!

Ярл молчал. Молчали и дружинники, ожидая окончательного решения вождя.

— Вы оба сейчас говорите совершенно противоположное. Ясно одно. Виновник должен быть и будет наказан. Я только ярл, но не бог, и пусть сам великий Один справедливо решит этот спор. Ему виднее, кого и когда наказать своей властью. Пусть будет так, как я сказал! — глухо произнес Кленг, отлично понимая, что несправедливое решение неминуемо приведет к расколу в дружине. — А теперь за дело! Все собранное упаковать и забрать с собой! Также забрать с собой и одну из пленниц! Моей дочери необходима служанка. Вторую пленницу отпустить, потому что если Хаук прав, то она находится под защитой нашего верховного бога, и мы не вправе перечить ему! Что стоите!? За работу!

— Подожди, вождь! — раздался вдруг взволнованный голос одной из пленниц. — Если верить твоим словам, то я нахожусь под защитой богов, и никто не вправе неволить меня? Это правда?

— Правда! — ответил ярл, с удивлением вглядываясь в красивое лицо Эльви. Он первый раз в жизни видел человека, которому, если верить словам Хаука, явно покровительствует сам бог Один. — Ты свободна!

— Но не свободна моя сестра! Она никому не сделала ничего плохого, и было бы справедливо отпустить и ее! — Глаза Эльви в упор смотрели на Кленга, и от этого взгляда ему вдруг стало как-то не по себе.

— Нет! Это касается только тебя!

— Тогда и я иду вместе с ней! Сестре будет легче на чужбине, если кто-то из близких ей людей будет рядом!

— Нет! Ты останешься здесь! Я верю не только Хауку, но и Глуму. По его словам, здесь вороны не живут, а он, живший здесь бок о бок с вами, знает, что говорит!

— Не живут?! Не живут, говоришь?! А ты оглянись! — Голос девушки дрожал от негодования, и Кленг, обернувшись, замер. Шагах в двадцати, на вершине дерева сидел огромный черный ворон и в упор смотрел на Кленга. Их взгляды встретились, и ярлу показалось, что глазами птицы сам великий Один осуждающе смотрит на онемевшего от страха человека. Так продолжалось какое-то мгновение. Затем ворон взмахнул своими сильными крыльями и, сделав круг над собравшимися людьми, скрылся за густыми кронами больших, близстоящих, деревьев.

— Идем собираться, сестра, дорога предстоит дальняя! — как во сне, услышал ярл голос Эльви. Не в силах сопротивляться явной воле богов, он дал свое согласие на то, чтобы Эльви сопровождала свою сестру, но ни в коем случае не считала бы себя их пленницей. Дружина облегченно вздохнула.

Вечерело. Нагруженная конфискованным товаром, дружина неторопливо двинулась в обратный путь. Последним шел Глум с бесцеремонно отобранной у Арви, шкурой священного медведя. Он боялся, что нойд скажет ярлу о его неблаговидном поступке, и тогда скандала не избежать. Глум уже почти добрался до леса, когда заметил, что один из мерян поднял свой лук. Реакция кривича была мгновенной. Каленая стрела Глума пронзила сердце мерянина еще до того, как тот успел натянуть тетиву своего смертоносного, но теперь уже совершенно бесполезного для него оружия.

— Так вам и надо! — ехидно улыбнувшись, прошептал новоиспеченный варяжский воин и, вслед за своими товарищами, тоже скрылся в густом безбрежном лесу. Глум был уверен, что теперь уже никто из сельчан не пойдет жаловаться на него ярлу, а с Хауком он в свое время тоже, по-своему, разберется.

Отряд ушел. Последние варяжские ратники достигли опушки леса и, один за другим, бесследно исчезли, в его густой, вечнозеленой хвое. Вместе с ними, исчезла и надежда сельчан на относительно спокойную и сытную зиму. К тому же, меряне потеряли сегодня двух девушек и одного молодого охотника. Аарне не смог простить кривичу того, что случилось с Эльви и её сестрой, и за это поплатился жизнью. Несмотря на категорический запрет нойда, он поднял свой лук, но выстрелить так и не успел. Глум опередил своего незадачливого противника и первым нанес ему молниеносный и смертельный удар. Ноги Аарне подкосились, и он, не издав ни единого звука, сначала опустился на колени, а затем и упал, опрокинувшись на спину. В груди поверженного охотника, блестя знакомым оперением, торчала чужая, варяжская, стрела. Люди замерли, еще не осознавая, что случилось с их молодым сельчанином, бросились к упавшему человеку и только тут поняли, что Аарне уже мертв. Толпа заволновалась, зашумела и часть её уже готова была кинуться вслед за ушедшей варяжской дружиной и лишь уверенный голос нойда остановил этих, не в меру разбушевавшихся, селян.

— Успокойтесь! Только терпение спасет теперь ваши жизни от неминуемой и ужасной кончины. Отряд варягов силен, и вы никогда не сможете одолеть его в честном и открытом сражении. Нужно смириться и терпеливо перенести это ужасное и очень прискорбное событие.

— Ты ошибаешься, нойд! Нельзя прощать этим извергам все, что они совершили в нашем селе. Терпение, оно ведь тоже не безгранично. Мы слушали тебя и терпели, когда они отбирали у нас меха! Мы также, не сопротивляясь, смотрели, как эти люди уводят с собой Кайю и Эльви! Теперь пришельцы убили молодого охотника Аарне! Сколько же еще нам нужно терпеть?! — раздались возмущенные голоса из толпы.

— Столько, сколько будет угодно богам! Мы сами прогневали их и теперь остается лишь ждать, пока боги простят нам этот, хотя и непреднамеренный, но все же неправильный и несправедливый поступок.

— О чем ты, Арви?! Чем мы могли так сильно прогневать наших богов?! Разве мы не соблюдали обычаи предков?! Ведь только вчера мы отдали им своего медведя, а сегодня, эти боги вдруг неожиданно обиделись и наотрез отказались нам помогать!

— Они обиделись не из-за наших даров, а из-за той несправедливости, которую мы совершили — уверенно ответил нойд.

— Из-за несправедливости? По отношению к кому мы допустили несправедливость?

— Мы поступили очень несправедливо в отношении своих соседей, обвинив их в преступлении, которого они никогда не совершали! За это боги и отвернулись от нас, позволив пришельцам сделать то, что они и сделали в нашем селе!