Мишель Зевако - Маргарита Бургундская

Чем бы этот штурм ни завершился, он бы завершил всё. Поражение и смерть Миртиль. Или победа и счастье с нею.

Такова была ситуация на исходе этой ночи, в предрассветный час, когда Маргарита Бургундская ожидала ответа на записку, посланную Буридану.

Миртиль молилась за отца и жениха, и в мечтах, поддерживаемых этой молитвой, видела, как сбывается невозможное: Ангерран де Мариньи открывает Буридану свои объятия.

Ганс с последней инспекцией обходил баррикады.

Готье д’Онэ думал о том, как сначала найти брата, а затем и вызволить, после чего он собирался все же покончить с Маргаритой, при необходимости – даже посредством кинжала.

Гийом Бурраск и Рике Одрио, заядлые игроки, бросали кости, вот только, так как у них было лишь одно экю, они раз за разом одалживали монетку друг другу, но лишь для того, чтобы тотчас же ее выиграть.

Бигорн, не придумав ничего лучше, дремал.

Над Двором чудес висела гнетущая тишина.

Даже королевские войска, казалось, спали.

Около пяти утра Буридану сообщили, что королевские войска движутся к баррикадам, то есть к улицам Святого Спасителя и Убогих, тогда как на улице Вольных Стрелков царили полнейшие тишина и спокойствие.

«Странно, – подумал Буридан. – Уж не ловушка ли это?»

Он поднялся в комнату Миртиль и обнаружил девушку подслушивающей у приоткрытой двери.

– Началось, не так ли? – спросила она.

– Да, – сказал Буридан.

Невыразимое волнение охватило его в эту минуту, когда он вынужден был расстаться с любимой – расстаться, возможно, навсегда. Он искал слова, чтобы успокоить Миртиль, но слова эти к нему не приходили.

Что до нее, то, бледная как смерть, она по-прежнему улыбалась той преисполненной отваги улыбкой, которая так воодушевляла Буридана. И заговорила именно она:

– Ступай же, раз того хотят наши судьбы. Буридан, в этот смертный час, когда, быть может, я вижу тебя в последний раз, помни, что я жду тебя, спокойная и верящая. Если ты вернешься, если избежишь вынесенного тебе приговора, если победишь, наконец, подумай о том, что отныне я иду ради тебя на единственную жертву, на которую могу пойти. Раз уж мой отец тебя ненавидит, раз уж между вами развернулась беспощадная война, раз уж ненависть моего отца несправедлива, а я тебя, Буридан, люблю, то я последую за тобой. И когда какой-нибудь священник благословит наш союз – подобный союз вообще может быть благословен, – ты увезешь меня из Парижа, из Франции, если Париж и Франция будут оставаться опасными для тебя территориями. Если же ты не вернешься, если на поле предстоящей битвы тебя настигнет смерть, умирай спокойно, мой дорогой жених, так как не пройдет и часа, как я присоединюсь к тебе на небесах.

Буридан внимал этим словам с благоговейным восхищением.

С трудом сдерживая рыдания, она продолжала с поразительным спокойствием:

– Теперь, когда я высказалась о тебе и обо мне, я должна сказать несколько слов и о том, кто приходится мне отцом, о той, которая приходится мне матерью.

Буридан вздрогнул.

– Если ты вернешься победителем, – промолвила она, – если уж, по воле несчастного случая, Ангерран де Мариньи падет под твоими ударами, тогда, мой возлюбленный, мы навсегда будем разделены кровью. Поклянись мне, Буридан, поклянись, что, если ты окажешься с ним лицом к лицу, твоя шпага его не коснется…

Буридан опустился на колени и сказал:

– Клянусь, что во мне больше нет никакой ненависти к Ангеррану де Мариньи, клянусь, что в сердце моем нет больше никакой смертельной мысли к отцу Миртиль. Клянусь, что, если случай этой схватки скрестит шпагу сеньора де Мариньи с рапирой Жана Буридана, рапира опустится, пусть даже шпага проткнет мне грудь. Ты довольна, Миртиль?

Изнемогающая и мертвенно-бледная, Миртиль поднесла свои белые руки к лицу Буридана и произнесла:

– Я благословляю тебя за то доказательство любви, которое ты мне даешь. Я благословляю тебя, мой дорогой возлюбленный, раз уж ты предпочел быть соединенным с Миртиль в смерти, нежели навсегда разлученным с ней пролитой кровью.

Буридан поднялся на ноги.

После секундного колебания Миртиль сказала:

– Я знаю, сколько зла она тебе причинила. Я знаю, что Маргарита Бургундская, королева Франции, могла быть обвиненной тобой и твоими товарищами в преступлении, и что обвинение это было бы справедливым. Это моя мать, Буридан! Что бы она ни сделала, что бы ни предпринимала против тебя и твоих друзей, это моя мать! Пощади же ее, Буридан, как ты поклялся пощадить моего отца.

На сей раз Буридан содрогнулся, но ответил сразу же и твердо:

– Да простит Господь Бог Маргариту Бургундскую! Если когда-нибудь ему и придется вложить в чью-либо руку карающий меч правосудия против той, которая приходится тебе матерью, то это будет рука Людовика, короля Франции, но не моя. Клянусь тебе, что – ни в словах, ни в поступках – я ничего не стану предпринимать против Маргариты Бургундской, королевы Франции…

Бесконечная радость озарила лицо Миртиль. Но, судя по всему, силы уже готовы были ее оставить, так как она пошатнулась и упала на руки Буридана, который с пылающим взором прошептал:

– Маргарита Бургундская! Ангерран де Мариньи! Я только что принес вашей дочери двойную клятву. Но остерегайтесь! Если она умрет, то убьете ее вы, отец и мать! И тогда, если я буду приговорен жить, у тела вашего дитя, я произнесу третью клятву, и вот какую…

Вероятно, эта клятва была бы ужасной, так как слова замерли на побелевших губах Буридана, словно испугав его самого.

Миртиль потеряла сознание.

Буридан поднял ее на руки и перенес на кровать.

– Эй! Сеньор капитан! – прокричал в этот момент кто-то снизу.

Буридан узнал голос Ланселота Бигорна и сказал себе, что раз уж Бигорн его зовет, то штурм неизбежен.

– Прощай, Миртиль! – пробормотал он, подавляя рыдания.

Он наклонился и, запечатлев на этом девственном лбу долгий поцелуй, не оглядываясь, выбежал из комнаты.

В тот момент он был ужасен.

Вновь раздался голос Бигорна:

– Эй! Сеньор капитан, у нас тут пленник!

Буридан спустился вниз.

– Пленник? – спросил он.

– Или, скорее, пленница! – проговорил Бигорн голосом, в котором Буридан уловил странную дрожь. – Она здесь, – добавил Ланселот, указывая на большой зал первого этажа.

Буридан направился к двери.

Бигорн вдруг остановил его, схватив за руку.

– Чего тебе? – произнес Буридан. Он был так возбужден, что внезапно испугался некой неведомой катастрофы.

– Хозяин, – промолвил Бигорн с таким волнением, какого Буридан никогда еще за ним не замечал, – вспомните тот торжественный момент, когда вы подняли шпагу на человека, которого прижимали коленом к полу. Шпага уже готова была ударить. Человеку этому предстояло умереть. Тогда я схватил вас за руку, как сделал это только что, и сказал вам: «Не убивайте графа де Валуа, этот человек – ваш отец!»