Мишель Зевако - Тайны Нельской башни

Она бросила быстрый взгляд на Большую башню Лувра, и тотчас же, словно по ассоциации, взгляд этот как бы сам собой скользнул к Нельской башне…

– Жан Буридан, – продолжала она, – я должна кое-что тебе сказать. Как и в тот вечер на улице Фруадмантель, меня к тебе послала одна могущественная персона… но на сей раз это не мужчина, а женщина!.. Послушай, Жан Буридан… На сей раз с тобой хотят поговорить не о ненависти, но о любви!..

Сердце Буридана застучало, словно молот.

«Маргарита! Маргарита! – пронеслось у него в голове. – Ты сама идешь ко мне!.. Зовешь меня в ту самую минуту, когда я уже и надеяться перестал, что доберусь до тебя!»

Заметив, что Мабель не сводит с него глаз, он рассмеялся.

– Клянусь Данаей, которую Юпитер, король богов, удостоил своей любовью, такое приключение мне по нраву! Забудь про мою ненависть, милейшая: месть, знаешь ли, это то блюдо, которое я ни с кем не хочу делить. Если ты изучала логику, то и сама поймешь, почему я не явился к тому мужчине, что хотел меня видеть… Сегодня же – дело другое! Женщина! Любовь! Кто ж от такого откажется?

– Стало быть, Жан Буридан, ты придешь?

– Почему нет? Раз уж меня зовет могущественная персона… то есть всесильная, так ведь? Такая, что в состоянии задушить меня в своих объятиях?.. Люблю таких женщин!

– Такая, что в состоянии сделать вас богатым, – промолвила Мабель нерешительно, даже с некоторым сожалением.

– Ха! Какая-нибудь баронесса или графиня? Да уж, деньги мне определенно не помешают, и раз уж представляется случай… Когда меня ждут?

– Сегодня вечером, в десять…

– Отлично! И где же?

– Посмотрите на противоположный берег, прямо перед собой, – сказала Мабель.

– В Нельской башне! – вновь рассмеялся Буридан. – Я буду там, даже если передо мной разверзнутся врата ада…

Мабель окинула Буридана долгим взглядом, губы ее задрожали, словно она шептала какие-то таинственные слова, глаза наполнились жалостью, но уже в следующую секунду она резким, многозначительным жестом призвала юношу к благоразумию и молчанию и, отвернувшись, медленно зашагала вдоль берега Сены.

Взор Буридана снова обратился на башню по ту сторону реки.

Оставшись один, Буридан обогнул Лувр, проделав в обратном направлении уже знакомый нам путь, и углубился в тот лабиринт улочек, что сплетались и кишели у подножия королевской крепости, словно выводок птенцов у подножия скалы. Улочки эти пользовались столь дурной репутацией, что ни король, ни даже стража не осмеливались там появляться.

По этим городским извилинам, с Ланселотом Бигорном в арьергарде, Буридан добрался до улицы Фруадмантель и свернул к старому, полуразрушенному дому, где некогда, в достатке и даже содержа гарнизон в тридцать вооруженных пиками воинов, проживали родители Филиппа и Готье д’Онэ.

Хотя улица Фруадмантель и была более многолюдной, нежели соседние переулки, братья продолжали жить здесь и поныне, удерживаемые неким непонятным суеверием. Только теперь, после происшествия в Нельской башне, они выбирались из дому лишь глубокой ночью, да никому не открывали.

В дверь уже не раз стучали, и Готье имел возможность удостовериться, что настойчивым посетителем был не кто иной, как Страгильдо. Зловещий палач королевы, вероятно, приходил удостовериться, что Сена так и не выпустила из своих вод сброшенный им туда скорбный груз. Однажды Страгильдо даже решился взломать дверь. Укрывшись в потайной комнатке, Филипп и Готье позволили ему прогуляться по дому, и, судя по всему, королевского соглядатая этот обход окончательно успокоил, так как больше он уже не являлся… Буридан, взбежав на этаж, где устроились братья, проухал совой, завершив эту похожую на стон ироничную мольбу громким смехом.

Покрывшаяся пылью дверь почти тут же открылась, и в проеме возникла широкоплечая фигура Готье.

Буридан вошел вместе с Бигорном, который тотчас занял караульный пост в вестибюле.

– Где Филипп? – спросил Буридан, опустившись на стул.

– Где-то бродит, – отвечал Готье резким, недовольным тоном.

– Он что, смерти своей хочет?

Готье д’Онэ пожал плечами и воздел руки к небу, показывая, что не в его силах совладать с безрассудством брата.

– Ничего не помогает, – сказал он. – Он уже не мог выносить этого заточения, потому и ушел. Я, конечно, разозлился и даже пытался встать у него на пути, так знаете что он мне сказал, Буридан? Вы не поверите, черт возьми, но именно так и сказал! Сказал, что с одной стороны он не чувствует в себе мужества заколоть меня, своего брата, а с другой – ему настоятельно требуется подышать свежим воздухом, так что он готов убить себя на моих глазах, если я буду продолжать преграждать ему дорогу.

– Подышать свежим воздухом?! Подышать воздухом! Почему бы тогда не выйти ночью, как было условлено?

– Ночью он, видите ли, не встретит Маргариту.

– Гм! Если ее дьявольское личико когда и можно увидеть, то скорее уж в сумерках.

– Что вы хотите, мой бедный друг? Филипп совсем обезумел, и с этим я ничего не могу поделать. Нас из-за него повесят или четвертуют… и мне уж не терпится узнать, какая именно смерть нам выпадет.

– Черт! Черт! – воскликнул Буридан. – Так, говорите, он желает видеть королеву?

– Утверждает, что умрет, если вновь с ней не встретится. Я же полагаю, что он умрет именно тогда, когда с ней повидается, либо же когда попадется ей на глаза. Все бы ничего, пока она считает нас трупами, но как только она узнает, что мы счастливо выбрались из мешка господина Страгильдо, я не дам за наши шкуры и ломаного гроша.

Готье тяжело вздохнул и что есть силы ударил кулаком по столу.

– Но если вы думаете, – пробурчал он, – что я позволю себя убить ради любви Филиппа, то вы не знаете, сколь велика во мне жажда жизни! Я хочу жить, черт возьми!.. Послушайте, Буридан, люби Филипп какую-нибудь милую и добрую сердцем прелестницу, я бы, возможно, и смягчился, но он-то любит смерть, призрака, извергнутого преисподней, дьявола, алчущего нашей крови… Так что я в печали, Буридан, так как мой брат мне и не брат теперь вовсе…

Губы Готье скривились в гримасе сожаления, и он добавил:

– Выпьем же, пока нам еще позволительно пить!.. К счастью, есть у меня одна мыслишка.

– Выкладывайте сначала вашу мыслишку, – остановил его Буридан.

– Ну, ладно, слушайте, – проворчал Готье.

Из расположенного по соседству загона донесся протяжный рык хищника.

– Нерон, – мотнул головой Готье. – Я уже начал разбирать их голоса…

На сей раз на лице его появилась улыбка – столь ужасная, что Буридан вздрогнул.

– Слышали? – глухо продолжал Готье.

– Да. Звучит весьма устрашающе.

– Пойдемте, – промолвил Готье, одним махом осушив кубок. – Сами убедитесь, что у этого животного не только голос звучит устрашающе, но и само оно выглядит весьма величаво… это любимый лев королевы.