Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

— Англичане появились! — раздался сверху крик часового.

Темная лента конной колонны, словно змея, извиваласьсреди камней. Ползла в обход позиции к дальнему перевалу. Видимо, ее командиры отлично знали, что за ним начинается долина, через которую лежит удобный путь в тылы буров, к единственной железной дороге, соединяющей фронт с Преторией. Шли открыто, были уверены, что вооруженный только винтовками малочисленный гарнизон на холме помешать не сможет, а другие коммандо не успеют прикрыть перевал.

Не напрасно Николай часами изучал окрестности, намечал ориентиры. Пуля до колонны недолетит, а вот снаряд из трехдюймовки достанет. Сейчас следил в орудийный прицел, как колонна подходила к примеченной ранее лощине. Надо, чтобы в нее втянулись, и вот когда поравняются вон с тем плоским камнем… Да их тут не меньше полка! Кто это — драгуны, гусары? Раньше-то по лампасам да разноцветным воротникам сразу можно было определить, а сейчас все в одинаковом «хаки». Форму сменили, а вот двигаться по-новому не научились, едут как на параде, тесной колонной, по трое в ряд.

На вершине холма ни движения, ни звука, только на склоне буры вылезают из своих окопчиков, чтобы получше рассмотреть конных. Но это даже и хорошо — пусть английские наблюдатели за ними и следят.

Не оборачиваясь, спросил:

— Кузьма, сколько у нас шрапнелей?

— Восемь, ваше благородие. Все из одной партии, лягут кучно, — прозвучало из-за ближайшего камня.

— Очень хорошо, приготовь к подаче. На позиции никому не появляться. У орудия встанете по моей команде.

Все! Головной разъезд свернул в лощину! За ним последовала и колонна…

Что-то шевельнулось в груди, комок подступил к горлу. Это что же сейчас сделается? Господи, прости меня грешного!

Голова колонны поравнялась с плоским камнем.

— Заряжай!

Первая шрапнель лопнула точно над передними всадниками, и началось — лязг орудийного замка, оглушительный выстрел, звон выброшенной гильзы. Восемь выстрелов сделали всего за минуту, и опять наступила тишина.

Над лощиной в жарком небе медленно расплывалась ровная цепочка белесых дымков от шрапнельных разрывов, а в самой лощине было все неподвижно. Только несколько обезумевших от страха лошадей пытались выбраться по крутым склонам. Одна волочила за собой сбитого всадника. Остальная часть колонны, потеряв всякий строй, вскачь уходила с места побоища.

Весь расчет вылез на бруствер, замер от увиденного. Первым пришел в себя Кузьма.

— Да никак целый эскадрон положили!

Взглянул на побледневшее лицо начальника, все понял:

— Ничего, ваше благородие, отмолимся!

На этот раз англичане с ответом не запоздали, пристрелочная граната разорвалась довольно близко.

— Лошадей!

Мальчишка-ездовой вихрем вылетел с упряжкой на позицию, вел в поводу коня и для Николая. Орудие и зарядный ящик поспешно облепили номера, помчались вниз по склонуОстался один седой водонос. Как сидел на камне с банкой компота в руке, так и застыл, оглушенный близкой пушечной пальбой.

Николай свесился с коня, схватил старика за пояс, бросил поперек седла.

— Лежи смирно!

Уже позади услышал сплошной грохот разрывов, засвистело и загудело над головой. Горячим ветром дохнуло в спину, острая боль отозвалась во всем теле, что-то теплое потекло по левому боку.

Своих нашел уже за грядой холмов, куда снаряды не доставали. Люди и лошади, все в поту и пыли, приходили в себя после бешеной скачки. Ткнул водоноса в бок:

— Слезай, приехали. Вы, ребята, все целы?

— Николай Васильевич, вы же весь в крови!

Только после этих слов почувствовал, что все тело сводит от боли и что сейчас вывалится из седла. Все поплыло перед глазами.

В себя пришел уже в темноте. Лежал у костра на чем-то мягком, вся грудь туго стянута бинтами. Попросил пить.

— Слава Богу, очнулся! — донеслось воркование Кузьмы. — Вот испейте. Квасок кисленький, бабы в лагере из апельсинов намяли. Наш ездовой за ним специально гонял. Лекарь все как следует сделал, сказал, что утром в бричке прямо в госпиталь доставит. Там, говорит, милосердные сестрички куриным бульоном поить будут, быстро на ноги поставят.

— Где орудие?

— Не извольте беспокоиться, наша «мадам» на новой позиции стоит, тут неподалеку. Часовые при ней, все как полагается. Генерал наведывался, очень жалел, что вы из-за кафра так пострадали. Он и Раджу своего оставил для вашей охраны.

Услышав свое имя, из темноты выступил громадный рыжий пес, лизнул Николая в щеку, угловатую голову положил ему на колени, сочувственно вздохнул. Был этот Раджа ростом с теленка, а шириной груди не уступал иному мужику.

К костру подходили буры, степенно кланялись, от души желали поскорее поправиться. Внимание было приятно, Николай немногословно отвечал, но Кузьма ревниво ворчал, не давал затеять долгий разговор.

Но исключение пришлось сделать для лекаря, невысокого худощавого господина, который решительно прогнал всех посторонних, осмотрел раненого и впридачу обругал Кузьму.

— Что это он у тебя пластом лежит. Найди что-нибудь, подложи под голову, чтобы было повыше.

Из сумки достал что-то, развернул.

— Вот принес, настоящая «балаклава», из мягкой шерсти связана. Голову, шею и плечи закрывает. Примерь.

Николай с сомнением взглянул на вещь.

— Как дышать в такой? Только нос да глаза, торчат наружу. Жать не будет?

— Одевай, одевай. Ночь будет прохладной, а ты много крови потерял. Замерзнешь. Да не сомневайся, англичане не зря своих офицеров и солдат снабжают этими «балаклавами».

— Давайте помогу натянуть, — предложил Кузьма и уже по-русски добавил: — Службу я в Балаклаве начинал, красивое место. Но не знал, что там такие вещи вяжут.

— Это вещь английская, — ответил Николай. — Они когда Севастополь штурмовали, сильно мерзли во время крымской зимы. Вот и придумали такие шлемы, а хранили их на вещевых стадах, которые находились в Балаклаве. Оттуда и название пошло.

Внезапно пес поднял морду и тихонько взвизгнул. Словно извиняясь перед Николаем, ткнулся холодным носом в ладонь, радостно тявкнул и прыгнул в темноту.

— Это он хозяина почуял, — объяснил лекарь. — Лукас едет.

— Давно вас спросить хотел, — не унимался Кузьма, — что это за порода такая? Грива от ушей до хвоста тянется, и волос в ней к голове торчит, совсем не так, как у других собак. Такого пса и не погладишь.

— Это местная порода, называется «риджбек». Отличные сторожа, а при охоте на львов и другую крупную дичь просто незаменимы. К своим добрые и ласковые, но к чужим беспощадны. Говорят, есть в них кровь гиен, потому и грива волосом к носу растет. А Радже еще щенком в корм сухих пауков добавляли.

— Зачем?

— В наших краях есть такие пауки, что за добычей прыжками гоняются. Старики уже давно от кафров узнали, что если пса с раннего возраста порошком из этих пауков подкармливать, то он потом не будет знать страха. Если прикажут, в огонь бросится, один на леопарда пойдет.