Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

— Никак вы и с африканцами умеете объясниться?

— Немного.

— Что надо здесь этому старику? О чем он спрашивает?

Николай задумался, соображая, как на русском покорочепередать все услышанное. Увидев его затруднения, на помощь пришел один из санитаров и бойко отрапортовал на голландском диалекте буров:

— Могучий Слон, попирающий горы, индуна Мативане благодарит маета [26]Питера за спасение его родственника, славного мантото [27]Тонтела из древнего рода Пятнистого леопарда.

С важным видом санитар указал на старого водоноса и продолжал:

— Индуна объявляет, что маета Питер воистину великий воин, Бокондо, поражающий внезапно. Индуна сообщает всем, что маета Питер метал гром с неба и до краев наполнил рубленым мясом англичан и их лошадей целое ущелье в горах. Индуна ликует, ибо среди тех, кто захлебнулся кровью на дне этого ущелья, остался английский капитан, который двадцать три года назад вероломно убил брата его второй жены. Индуна просит принять подарки, которые мантото Тонтела передаст маета Питеру, чтобы он много ел и набирался сил…

Старик бодро поднялся с циновки, и появившийся откуда- то носильщик начал выкладывать на нее дары. Он возвещал о появлении каждого предмета, а санитар громогласно переводил слова ветерана:

— Мясо задней ноги антилопы, добытой сегодня утром… целебный мед… черные сливы… жирные куры… свежие яйца…

Когда на циновке возникла целая гора продуктов, санитар перевел заключительные слова:

— Смогут ли белые женщины приготовить пищу для великого воина? Мантото Тонтела может прислать свою племянницу, она позаботится о маета Питере.

Девушки, до этого с несколько ошарашенным видом наблюдавшие за происходящим, сразу же пришли в себя.

— Вот еще! Нам чужих не надо! — фыркнула Клавдия.

Людмила реагировала более сдержанно:

— Переведи, мы благодарим за подарки, но нашего раненого земляка выходим сами.

В тот же день Василий Тимофеевич увидел корзиночку с черными сливами, стоявшую у койки Николая. Взял одну, надкусил, густой пурпурный сок потек по пальцам.

— Никогда такого фрукта не пробовал. Это же чистая глюкоза! Вы их помыли?

— А как же, два раза и с марганцовкой, — поспешила заверить врача Людмила.

— Смотрите, чтобы холеру или еще какую-нибудь дрянь в госпиталь не занести. Ты, моряк, давай питайся, скоро отправим тебя в столицу, там условия будут получше наших.

— Да он же еще слаб, только начал ходить.

— Не перечь, Людмила. Знаешь сама, тяжело раненных мы у себя не оставляем, при первой возможности отправляем в тыл. А на нашего моряка уже и запрос пришел из Претории, за подписью самого командующего генерала Боты.

— Неужели до праздника отправите?

— Не беспокойся, новый, 1900 год встретим вместе!

Начало двадцатого века отметили скромно, но весело. Еще к Рождеству командование и общественные организации Трансвааля прислали раненым, медперсоналу и всем бойцам на фронте подарки: табак, домашнее печение и всякие мелочи, которые могут пригодиться в походной жизни. Не забыли никого, несколько тысяч подарков даже остались невостребованными. Тем, кому они предназначались, повезло больше всех — они получили разрешение провести праздники дома вместе с родными.

В госпитале новогодний праздник встречали уже не с таким размахом, но теперь собрались все свои. Из казенных пайков и того, что осталось из присланного индуной, женщины соорудили угощение, да еще блинов напекли. В лесу наломали веток какого-то дерева, похожего на сосну, украсили их чем смогли, раздобыли свечи.

На праздник получил приглашение и Николай. Василий Тимофеевич великодушно поделился кое-чем из своего гардероба, сам зашел за земляком. Но заранее предупредил, что режим нарушать и засиживаться за столом не позволит.

Еще не доходя до палатки, где решили устоить встречу Нового года, Николай услышал звон гитары и пение. Кто-то с большим чувством исполнил романс «Очи черные».

— Это наш гость, гусар Алеша. Отпросился у своего генерала, чтобы праздник вместе с нами встретить, — сказал врач. — Весельчак и певец, здесь все от него без ума.

В палатке Людмила расставляла приборы на столе, а около нее соловьем разливался невысокий брюнет с лихо закрученными усиками. На шее пестрый платок, из тех, что в Дурбане бомбейские торговцы продают, на боку огромная сабля, сапоги начищены до зеркального блеска, к ним еще и звонкие шпоры прицеплены.

Николай почувствовал, как что-то вроде бы дернулось в пробитом боку. На черта было сюда тащиться, да еще в чужой рубашке и пиджаке, кое-как натянутых поверх бинтов. Эх, поспешил встать на ноги. Ладно, продержусь.

— Алексей Разумовский, поручик лейб-квардии Гусарского его величества полка! — Гитарист тряхнул смоляным чубом, звонко прищелкнул каблуками. — Нахожусь в долгосрочном отпуске и путешествую по Африке для поправки здоровья!

В ответ сдержанно прозвучало:

— Николай Воронин, моряк.

В палатку с подносом в руках вошла Клавдия. Взглянула на Алексея, строго поджала губы.

— Мог бы помочь с кухни носить, сейчас в темноте чуть не упала. Шарф этот сними, ты в нем прямо как цыган на ярмарке.

Гусар виновато заморгал, послушно стянул с шеи яркий платок.

С души Николая как камень свалился, даже посочувствовал — вот, значит, под чьей командой ты находишься. Встретил внимательный взгляд Людмилы и улыбнулся только ей одной. Увидел ответную улыбку, и на сердце стало радостно и легко.

— А саблю эту зачем нацепил? — не унималась Клавдия.

— Блины со сковороды снимать?

— Да я ее в бою добыл! С генералом Христианом Деветом английскую конную бригаду с двумя батареями остановили и до темноты не давали реку форсировать. Вихрем на них налетели, с холма на холм скакали и палили без остановки, они и встали в растерянности. Думали, что против них вся армия буров выступила, а нас-то и было всего тридцать шесть человек!

— Ох, побойся ты Бога, Алексей! Ради праздника хоть не сочиняй! — вмешался Василий Тимофеевич.

— Это чистая правда, — пришел на помощь гусару Николай. — В штабе сам видел официальное донесение об этом бое. Действительно, этот дозор генерала Девета не дал англичанам совершить обход и таким образом сорвал им всю операцию. Можно на саблю взглянуть поближе?

Польщенный Алексей обнажил клинок, подышал на него и протер рукавом. Даже в неярком свете керосиновой лампы полированная поверхность полыхнула радужным блеском.

— Добрая сталь, а вот заточка никуда не годилась. Пришлось все делать самому.

Ногтем Николай попробовал остроту клинка, согласно кивнул. У самой рукоятки в переплетении золотого узора увидел герб с короной и имя Фиц-Оуэна. Вспомнился владелец пестрых носков, который по пятам ходил за ним по всему Кейптауну.