Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

Из темноты появился Лукас со своими ординарцами. Раджа ни на шаг не отставал от хозяина, словно привязанный трусил у его стремени.

— О Питер! Ты уже можешь сидеть! Как самочувствие? — Лукас слез с коня, присел у огня.

— Спасибо, держусь.

— Лукас, ты его не очень-то своими разговорами занимай, ему покой нужен, — вмешался лекарь.

— Не буду. Приехал только взглянуть на Питера и еще раз поблагодарить за отличную стрельбу. После нее англичане из окопов боятся и нос показать, но усилили наблюдение. Даже второй воздушный шар с наблюдателями подняли. Надо думать, скоро опять начнут атаки.

— Не извольте беспокоиться, — отрапортовал Кузьма. — Орудие на новой позиции, замаскировано и охраняется. Пусть хоть завтра приходят — встретим, как полагается!

— Как на других участках фронта? — спросил кто-то.

Увидев, что подъехал командир, люди стали подходить отсоседних костров.

— Здесь у нас, на южном фронте, нормально. Англичане наступают от Дурбана, но в горной местности во всю силу развернуться не могут. А вот на западе хуже, там местность более ровная и от Кейптауна ведет прямая дорога. Там нашим парням из коммандо Оранжевой Республики приходится туго.

— А что же Германия? Ведь кайзер обещал нам помочь!

— Кайзер внук британской королевы Виктории. Родные между собой всегда поладят. Да и другие державы ради наших дел не хотят с Англией портить отношения, больше говорят красивые слова о сочувствии и осуждают Лондон. Нам надеяться приходится только на самих себя. Да еще на тех волонтеров, которые не побоялись с оружием в руках прийти нам на помощь.

— Правда, что англичане хотят сменить своего командующего?

— Только что сменили. Теперь главнокомандущим всеми британскими войсками в Южной Африке назначен фельдмаршал Фредерик Робертс. Старый вояка, сражался в Индии, Афганистане, Бирме, Абиссинии. С нами же у него еще и личные счеты — на берегах Тугелы недавно смертельно ранили его сына. Отважный был лейтенант, отход своих прикрывал до конца. А вот нашему соседу повезло: достались десять исправных пушек и столько других трофеев, что обещал и с нами поделиться.

С яростным лаем Раджа сорвался с места. Схватив оружие, буры молниеносно растворились в окружающей тьме. На освещенной площадке у костра остались лишь Николай, Кузьма и лекарь. Ночную тишину разорвал дикий визг, а затем яркая вспытка озарила все вокруг и послышался громовой раскат взрыва.

— С «мадам» беда! — заорал Кузьма и бросился на позицию.

— Что случилось? — мучаясь от собственной беспомощности, Николай попытался встать.

— Лежи тихо, — лекарь с силой прижал его к земле. Зашептал в самое ухо: — Мы с тобой у огня как две мишени, из темноты пулей или копьем любой достанет. Притворись мертвым, пока наши не вернутся…

Они вернулись, но уже издали по громким проклятьям Кузьмы можно было понять, что случилось худшее.

— Ваше благородие! Что же это такое! Обоих часовых зарезали, а у пушки ствол разворотили. И кто сделал — мальчишки-кафры. Что б их всех!..

— Это не кафры, а бушмены. Они все низкорослые, — поправил его Лукас. — Ничего не скажешь — прирожденные охотники. Часовых сняли без шума и динамитную шашку успели в ствол заложить, но пес их издалека почуял. Одного успел загрызть, а второго у самой пушки подмял, но тут фитиль догорел и рвануло. Погибли все.

— Раньше англичане бушменов только в разведку посылали, а сегодня и динамитом снабдили, — сказал один из ординарцев. — Видно, «мадам» им поперек горла пришлась.

— Немедленно скачи в лагерь, бери людей и собак. Утром начинайте прочесывать местность, чтобы к вечеру ни одного живого бушмена поблизости не осталось, — жестко приказал Лукас.

— Орудие в каком состоянии? — негромко спросил Николай.

— Ваше благородие, в дульной части вот такая трещина, — Кузьма показал на пальцах. — Ствол разворотило, он теперь, как труба у граммофона.

— Это ничего, «мадам» еще подаст голос. Отвезите ее в Преторию, к французским инженерам, к Леону или Грюнбергу, они такой ремонт уже делали. Одной гаубице ствол укоротили всего на несколько сантиметров и она опять работает… Кузьма, накрой меня еще чем-нибудь. Знобит.

Полевой госпиталь находился в небольшой долине, через которую бежала быстрая речка. По горным склонам к ее берегам спускались густые заросли. Над скоплением брезентовых палаток, фургонов и навесов развевался белый флаг с огромным красным крестом.

Однако Николаю было не до обозрения окрестностей — пока несли до двуколки, а потом тащились через кручи и перевалы, всего растрясло. Боли уже не чувствовал, просто все чаще накатывалось забытье, все окружающее плыло, как в тумане. Обреченно чувствовал, как из тела уходит жизнь.

Не помнил, как оказался распростертым на столе, и над собой за стеклами очков увидел чьи-то пронзительные глаза, короткую седую бородку. По телу прошлись быстрые сильные руки, вернули острую боль. У самого носа громко щелкнули толстые пальцы с коротко подстриженными ногтями.

— Смотрит! — раздался уверенный голос. — Клавдия, запиши — рана рваная, края воспалены… Не засыпай, артиллерист! Повезло тебе, ударило по касательной, только одно ребро и вышибло.

Еще раз оглушительно щелкнули пальцы:

— Ты меня слышишь, артиллерист?!

— Слышу, не ори.

— Ах, он еще и по-русски говорит!

— Моряк я, русский.

— Молодец, моряк, голос подал! Я тоже русский. Врач из Нижнего Новгорода, Василием Тимофеевичем зовут. Сейчас мы тебе, земляк, рану почистим, иссечение ребра произведем. Как Адаму в райском саду. Но вот уж Еву сам себе ищи.

— Какая тут Ева…

— Смотрите-ка, отвечает! Ты уж извини, у нас обезболивающее кончилось, поэтому придется потерпеть. Прими-ка вот для укрепления силы духа. Настоящий натальский ром, специально для тебя, моряк, припасли…

Очнулся Николай на койке в госпитальной палатке. Тело было как чужое, гудело в ушах. Серая парусина стояла перед глазами, подумал, что именно в такую заворачивают тела умерших матросов, когда хоронят их в море. Но на этой двигалось маленькое пестрое пятно — по полотну палатки медленно полз жучок. Сам меньше ноггя, а расписан словно пасхальное яичко. Спинка лимонно-желтая, по ней волнистые алые и черные полоски, на боках зеленые кружочки с оранжевой каймой. Красавец африканский…

Радостно стукнуло сердце — значит — вижу, значит сам- то еще живой! Слава тебе Господи, на этот раз пронесло! Хотел было перекреститься, но не смог и руки поднять, только застонал.

— Ой, Клава, смотри, моряк приходит в себя, — раздался звонкий женский голос.

Над Николаем склонилось чье-то лицо, увидел большие карие глаза, завиток каштановых волос, выбившихся из-под белой косынки.