Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

— Моряк, прикрывай, — тихо промолвил Алексей и тут же с диким казачьим посвистом рванул с места в карьер. Белым пламенем полыхнул на солнце его клинок. Такого йомены не ожидали, только один из них успел выстрелить навскидку и тут же свалился с раскроенным черепом. В начавшейся свалке заметались испуганные кони и растерявшиеся от неожиданности всадники только мешали друг другу. Лишь успевали отбивать удары гусара, который как бес вертелся меж ними.

Вот один конь шарахнулся прочь, вынося из боя обезумевшего от боли всадника. Стесанная сабельным ударом щека красной тряпкой повисла у него на груди.

Первым опомнился старший из йоменов, тот, у которого на рукаве топорщились какие-то нашивки. Подался в сторону, дергая из кобуры револьвер, закричал своим:

— Посторонитесь! Сейчас я его!..

Выстрелить он не успел. На таком расстоянии, хотя карабин и дрожал в ослабевших руках, Николай не промахнулся. Для верности всадил и вторую пулю.

Стрельба из фургона и смерть старшего смутили йоменов. А тут еще и Алексей изловчился, косым ударом развалил одного до самого седла. Вид окровавленного обрубка привел остальных в ужас. Они поскакали прочь, стреляя наугад, яростно нахлестывая коней. Алексей преследовал, палил вдогонку и гикал на казачий манер.

У фургона стало тихо, и тут после всего пережитого разрыдалась Людмила. Николай утешал ее как мог, но понимал, что не женское это дело наблюдать подобные сцены.

На дороге появился улыбающийся Алексей, вел в поводу двух коней.

— Вот успел поймать, остальные ушли, но не стал гнаться. Как бы еще кто на нас не наехал.

— Ты чего тут расселся! — напустился он на парнишку. — Слезай с козел, пробегись по кустам. Да не бойся, эти вояки уже не страшны. Вон там карабин подбери, а с тех снимай подсумки с патронами. Нам все пригодится.

Парнишка согласно кивнул, но указал на дальний холм.

— Кто-то скачет за нами. Смотрите, вон там птицы взлетели и пыль поднялась.

— Неси карабин, парень, — сказал один из раненых. — Я хотя и без ноги остался, но стрелять могу. С четырьмя-то стволами они нас дешево не возьмут.

Все изготовились к бою, но из-за гребня холма показался бурский патруль:

— Целы? Какой-то кафр нам сказал, что англичане здесь засаду устроили.

— Все в порядке! — весело откликнулся Алексей. — Мы тут с ними потолковали, они нам лошадок подарили.

— Вижу сам, — буркнул начальник патруля. Окинул взглядом место стычки. — Остальных англичан найдем по следам, далеко не уйдут. С вами оставлю двух стрелков. Благодарите Бога, что все обошлось!..

На станции грузились в вагон, Людмила хлопотала, размещая раненых.

— Какая смелая девица оказалась, — кивнул в ее сторону Алексей. — Головы не потеряла, даже защитить всех нас хотела. Ты, Николай, береги ее. Смотри, не потеряй, эти орловские барышни гордые, высоко себя ставят.

— Не потеряю. Договорились, что встретимся с ней в столице.

— В Претории или Санкт-Петербурге?

— И здесь, и там.

В столичном госпитале у Николая дела быстро пошли на поправку. Хотя палаты, как и все подходящие помещения в городе, были переполнены ранеными и врачи также жаловались на нехватку медикаментов и скудное снабжение, но обстановка была все же спокойнее, чем в прифронтовом госпитале. Да еще не так тревожили полчища мух и термитов, а по ночам не приходилось вздрагивать от близкого хохота гиен.

В палату зачастил Кузьма, приносил табак, фрукты и другие гостинцы. Рассказывал, как французские инженеры укоротили ствол у «мадам», но пострелять из нее больше не удалось. Пушку пришлось срочно перебросить на другой участок фронта, а его самого оставили работать в арсенале.

Чтобы не слышали на соседних койках, шептал в самое ухо:

— Ох, опять работы подвалило. Вся срочная, почти до утра возились…

Потом говорил в полный голос:

— Вам, Николай Васильевич, господин Якоб велел кланяться. Обещал, что как немного освободится, сам приедет. А сумку вашу с инструментом я сберег, еще пригодится.

И опять наклонялся, щекотал своими рыжими бакенбардами:

— Все чиним, и винтовки, и пушки, и паровозы. Подвоза же почти никакого нет, англичане все пути перекрыли и жмут…

Англичане жали. Их новый командующий фельдмаршал Робертс предоставил топтаться в горных долинах на юге подчиненным генералам, а сам широко развернул многочисленные дивизии и бригады на просторах вельда, вдоль железной дороги, ведущей к столице и золотым рудникам Трансвааля. Пришла в движение огромная военная машина, все части которой подчинялись единой воле командования, непрерывно контролировались разветвленной системой связи, пополнялись всеми видами довольствия. Тысячи офицеров и сержантов неустанно следили за ее работой. Особенности южноафриканского театра военных действий, о которых недавно знало всего лишь несколько офицеров разведки, были в виде приказов и инструкций доведены до сведения всей собранной здесь более чем двухсоттысячной армии Великобритании и ее доминионов.

Им противостояли коммандо буров, продолжавшие действовать разрозненно, не имевшие достаточных запасов и скованные малоподвижными обозами. Личное мужество, выносливость, отличное знание местности и другие боевые качества, которые так помогали в начале войны, уже не давали бурам прежних преимуществ.

В начале февраля произошел перелом. Английские войска двинулись было к осажденному бурами Кимберли, но потом изменили направление удара и внезапно повернули прямо на столицу Оранжевой Республики Блюмфонтейн. Главнокомандующий войсками республики и трансваальскими коммандо на этом участке фронта генерал Питер Кронье не ожидал, что значительные силы противника способны появиться в стороне от железной дороги. Свою ошибку он понял слишком поздно, когда у местечка Паардеберг все его войско попало в окружение. Буры поспешно обставили свой лагерь двумя рядами фургонов и телег, начали рыть окопы. Первые атаки они встретили дружным ружейным огнем и стрельбой из четырех пушек.

У англичан хватило сил, чтобы захватить все окрестные высоты и тесным кольцом обложить лагерь буров. Их пехотные цепи поспешно окапывались и пользовались любой возможностью, чтобы проложить все новые и новые траншеи и сблизиться с противником. В небо поднялись аэростаты воздушного наблюдения и с них весь лагерь открылся как на ладони. Артиллерия получила точные указания и начала методический обстрел. Торопливые хлопки скорострелок заглушили голоса снятых с крейсеров морских орудий и громовые раскалы шестидюймовых мортир.

Вскоре один за другим взлетели на воздух все склады боеприпасов буров, загорелись разбитые снарядами фургоны. От обстрела люди, среди них многочисленные женщины и дети, не пожелавшие оставить своих родных и близких, укрывались в траншеях и ямах. Но укрыть тысячи лошадей и быков было невозможно. Шрапнель и пулеметы истребили их поголовно, и вскоре весь лагерь и берега единственной протекавшей рядом с ним реки были завалены тушами скота. Стояла жара, и столбик термометра поднимался до тридцати шести градусов по Цельсию. Воздух наполнился зловонием быстро разлагающихся туш, а вода в реке кишела червями. Возникла угроза эпидемии.