Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

Навстречу посетителям вышел старейшина кузнецов. Приземистый немолодой человек с широкими, словно клешни краба, кистями рук. Как и принято в этих краях, старейшина присел и похлопал в ладоши, вежливо поприветствовал гостей. На белого человека пялиться не стал, словно такое зрелище ему не в диковинку. Тонтела выговорил длинное приветствие и начал было объяснять, зачем пришли, но запутался.

Николай отстранил его.

— Уважаемый мастер, только ты можешь мне помочь. Горн у тебя в работе? Индуна приказал мне из этих штук понаделать гвоздей. Одну из них возьми себе в подарок, это хорошая сталь.

Не дожидаясь ответа, прошел в кузницу. Там вместо наковальни лежал плоский камень, но все остальное было в наличии — молоты, клещи, горн с мехами и прочее. Оборудование, конечно, не заводское, но и не пещерный век. Штыки на гвозди перековать вполне можно. Осмотрел кучи древесного угля, взял кусочки на пробу, растер на ладони, понюхал. Вспомнил, как на полигоне старый мастер рассказывал, что в старину для плавки стали отбирали особый «звонкий» уголь. Сам тоже расколол кусок, прислушался к звуку и уверенно указал:

— Засыпайте в горн вот из этой кучи!

— Лучший уголь выбрал, из дерева «мофу»! — ахнул кто-то из подмастерьев, но сразу же смолк под грозным взглядом старейшины.

Требование поставить к горну еще одного паренька с мехами, чтобы огонь раздували изо всех сил, было выполнено немедленно. Так же быстро доставили в кузницу и большую глиняную миску с арахисовым маслом.

Пока штыки калились в горне, Николай еще раз осмотрелся. В дальнем углу увидел несколько длинных кованых стержней, у одного конец как бы разорван взрывом. Взглянул поближе — ну, так и есть. Самая настоящая пищаль, вроде тех, что в Петербурге в Артиллерийском музее хранятся. Наклонился к стоявшему рядом мастеру, негромко сказал:

— Неплохая работа, только пороха много положили. Его тоже сами делали или взяли привозной? Если не хочешь, не говори…

Но мастер ответил с нескрываемой гордостью, считай, признал за своего.

— Порох делали сами, но привозной сильнее. Однако ружья получаются тяжелые, при выстреле отдача, человека валит с ног, ставим их только на боевые пироги. А вот пулями мы снабжаем всех стрелков в войске литунги.

— Это правильно, — согласился Николай. — Чужим оружием много не навоюешь, надо иметь свое. Вы только в будущем свои изделия в масло опускайте, они закалятся, будут крепче… Сейчас дай мне в помощь самого сильного молотобойца.

Встал у горна и не без умысла — колдовать так колдовать! — срезал клок от уже порядочно отросшей своей бороды и бросил в огонь. Рявкнул во весь голос:

— Подавай!

Работу сделали играючи. Длинные кованые гвозди один за другим летели в миску с маслом, шипели, окутанные паром. А в конце работы Николай созорничал, так шарахнул по каменной наковальне, что отколол от нее край.

Среди присутствующих в кузнице словно стон прошел — Бокондо! Расстались друзьями, а старшина кузнецов даже проводил гостя до самого канала, лично нес связку откованных гвоздей. Английский штык заткнул себе за пояс, чтобы все видели подарок.

Когда вернулись домой, Николай устроился в углу двора, куда слуги принесли много горячей воды и какие-то духовитые корешки, которые мылились не хуже настоящего мыла. Долго отмывал пот и сажу. Днем остался доволен. Дело сделал, а заодно показал и свое умение. Пускай теперь все судачат о таинственной силе иностранца.

Утром разбудили приглушенные женские голоса, доносившиеся из соседней комнаты, где обычно на циновках расставляли подносы и миски с едой. Одна из служанок громким шепотом сообщала своим подругам нечто такое, что вызывало в ответ возгласы удивления и громкое хихиканье. Понял, что речь идет о нем, и стал слушать с большим интересом.

— Пока он мылся, мы все рассмотрели.

— Кожа-то у него разноцветная! На лице красная, тут розовая, а вот здесь совсем белая!

— Фу, да он как хамелеон!

— Волос на нем, как на обезьяне.

— Да у всех белых людей губы тонкие, как у обезьян!

— А носы длинные — птичьи.

— А вот если… то дети какие будут?

— Ха, Муленга, ты никак за белого замуж захотела выйти!

— Спроси старую Канду, она видела таких детей. Говорит, что кожа у них желтая, а глаза красные.

— Хуже альбиносов.

— Если замуж пойдешь, тебя белые женщины изведут. Они же все ведьмы.

— Это точно. Как бы иначе они смогли жить со своими мужьями, с их бешеным нравом.

— Канду говорит, белые только по одной жене имеют.

— Хи-хи-хи! Да они же настоящие дураки! Не понимают, что если у мужа несколько жен, то все работы по дому легче делать и дети растут здоровыми.

— Да и в доме больше порядка. Жены хотя и ссорятся между собой по пустякам, но всегда уговорят мужа не делать глупостей!

— Говорят, что если у них родители умирают, то дети остаются совсем одни. Таких сирот собирают в специальные дома, где за ними присматривают совсем чужие люди! Родня не помогает!

— Фу, какие дикари!

— Это все у них от жадности. Поэтому белые люди и не живут на одном месте, бродят по чужим странам в поисках богатства.

— Все они колдуны или блаженные!

Чтобы не расхохотаться, Николай прикусил губу. Ну, бабы, все по косточкам разобрали! Вот бы господам из клуба в Кейптауне их послушать. Тогда бы дискуссия о «благородной миссии» белого человека в отдаленных странах приобрела бы несколько другое звучание.

Разборка и привидение в порядок оружия заняли много времени. Оказалось, что большая часть собранного уже ни к чему не пригодна. Но тем не менее четыре десятка воинов удалось вооружить винтовками Ли-Метфорда и обеспечить некоторым запасом патронов.

Эту дружину Николай не обременял муштровкой, но с первого же дня требовал, чтобы все подчиненные научились хранить оружие. За исполнением приказа следил Тонтела и старался не хуже кадрового сержанта. Внушал, что оружие белого человека требует гораздо большей заботы, чем копье или боевая палица, и его нельзя бросать где попало. Оно извергает пламя, но от соприкосновения с землей теряет свою силу. Точно так же, как и молния, которая сверкает на небе, а потом скрывается под землей. При этом ссылался на увиденное своими глазами на недавней войне и на опыт белых охотников за слонами и арабских торговцев.

Невнимательных слушателей пару раз проучил бамбуковой тростью.

Со временем приступили и к стрельбе. Попавший в мишень, человеческий силуэт, намалеванный на доске, в качестве награды получал стреляную гильзу, которую потом носил на шее как знак отличия. Однако ограниченный запас патронов не позволял часто проводить стрельбы и меткость оставляла желать лучшего. Да и слишком сильна была у многих воинов вера в поражающую силу грома выстрела, а не удара пули. Кроме того, пришлось и самому индуне пояснять, что для новых винтовок требуется тщательный уход и специальные патроны фабричного изготовления. Но эту проблему решили довольно быстро. Отборные люди, получившие точные указания, где и что именно искать, и снабженные необходимой суммой, были посланы в португальскую Анголу за боеприпасами.