Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

И вдруг – будто яркая вспышка молнии сверкнула в сознании, осветив непроглядную, казалось бы, тьму ушедшего времени. И будто вчера это было – Самара, чужие телеги у купеческого ряда, на телеге сгорбленный отставной солдат Сидор Дмитриев, и его рассказ о сражении с драгунами… А что потом было? Да ведь Панфил, сын Данилы Рукавкина, сказывал, что из-под стражи темной ночью близ города Самары ушел один их ромодановский атаман! И называл Михайлу Рыбку. А позже, когда так нежданно набрели на ватагу атамана Гурия Чубука, сказывал при нем отец Киприан и про Кузьму Петрова, который не пошел с ним искать заветное Беловодье, а подался в земли яицких казаков искать вольной жизни.

«Так это он, дядя Кузьма! – едва не вскрикнул да вовремя опомнился Илья. – Это он, наш ромодановский сосед! Признает ли меня? Вряд ли, ведь столько времени минуло с той давней баталии у перевоза через Оку…»

За спиной снова хлопнула дверь, хрипловатый стариковский голос раздался у самого уха Ильи Арапова.

– Звал, государь-батюшка? Явился твой есаул Кузьма Аксак.

– Подь сюды, есаул. Признаешь ли сего молодца, ась? – Государь повернул Илью лицом к вошедшему. Илья с трудом сдерживал желание кинуться Кузьме Петровичу на шею, прижаться к нему и, чего греха таить, снова почувствовать себя маленьким и беззащитным ромодановским отроком Илейкой…

«Отчего это он себе такое странное прозвище выбрал – Аксак?» [8] Аксак – хромой ( кирг .). – подивился Илья и посмотрел есаулу в лицо: в серых, глубоко ушедших под лоб глазах мелькнули живые искорки. Жесткие губы потянулись было в улыбке, но потом сжались, отчего шрам на верхней губе побелел. Кузьма стиснул зубы – до того напрягал память, изучая Илью с ног до головы и обратно. Взмок, повернулся к государю Петру Федоровичу:

– Будто видел сего человека, государь. Схож с односельцем Капитоном – те же карие глаза, телом крепок тако ж и нос широковат. И тако же, вижу, колченожит малость… Только тому Капитону в Ромоданове было уже за шестьдесят, а сему человеку, сам видишь…

Илья Арапов не мог далее сдерживать радость от встречи с почти родным человеком, выпалил какой-то по-ребячьи восторженной скороговоркой:

– А у меня, дядя Кузьма, и по сей день в глазах стоит, как ты постреленного драгунами сына Егорку на руках от рощи к Ромоданову несешь…

Есаул обеими руками схватил Илью за плечи – Петр Федорович, улыбаясь, отступил на шаг и дал знак атаманам не мешать односельцам – и в изумлении выговорил:

– Неужто?.. Это ты, Капитонов внук? Илейка? Ты, босоногий отрок?

Илья Арапов со смехом стиснул Кузьму Петровича, да так крепко, что тот охнул от неожиданности.

– Я, дядя Кузьма! Я! У того босоногого отрока уже и седина в рыжей бороде засветилась…

– Ох ты, господи! Надо же такому случиться! Встретились через двадцать лет, и где?

– Где? – первым опомнился Илья, встрепенулся. – Пред светлыми очами государя-батюшки размахались мы руками, как два петуха! Прости нашу глупость мужицкую, государь, право – одурели от радости! Да вить как не одуреть – столько лет ни одной родной души рядом…

И оба, не сговариваясь, пали на колени, склоняя повинные головы.

– Встаньте, встаньте, детушки, – засмеялся Петр Федорович. – Вины вашей здеся никакой нету. Глядя на вас, и мы с атаманами трохи порадовались. Порешил я, атаман Арапов, дать тебе в подмогу своего верного есаула Кузьму Петровича Аксака. Родной человек завсегда надежнее в деле да и в беде. Вот и держитесь таперича друг дружки. А мой вам наказ такой: завтра по рани, севши на конь, езжайте прямиком отседова на Сорочинскую крепость. Погодя самое малое время, как моя Военная коллегия даст мне на подписание имянной указ, я пошлю его тебе, атаман, вдогон. По тому указу тебе и иным атаманам, от меня посланным, и надобно поступать по всей строгости.

Петр Федорович сгреб густую бороду пальцами, на время задумался, не спуская строгих глаз с новоназначенного походного атамана. У Ильи Арапова мелькнула мысль отбить государю земной поклон и отпятиться к двери, но Петр Федорович не все еще сказал ему и иным:

– Уподобился я ныне, детушки мои, многоопытному сокольничему. Како тот своих зоркоглазых птиц, тако и я, государь анпиратор ваш истинный, выпущаю атаманов-соколов: летите в поднебесье! Летите по-над Русью, мои верные други, и бейте нещадно врагов наших помещиков и заводчиков! Бейте нещадно изменников своему государю! И не жалейте живота своего, добывая волю крепостному черному люду и угнетенному казачеству! Вы о государе своем, а я о вас ежечасно радеть буду, и в том наша сила неодолимая. С богом, детушки, езжайте!

Илья Арапов и Кузьма Аксак повалились государю в ноги, откланялись, покинули Военную коллегию. На улице, забыв надеть лохматый малахай, Кузьма Петрович не удержался, снова потискал Илью за плечи.

– Ну, атаман Илья Федорович! – громко проговорил он, не скрывая радости от нечаянной встречи. – Веди к своим казакам. Покудова ночь у нас в запасе, порасспросить тебя хочу о твоем житье-бытье за минувшие годы. Да и про себя да Михайлу Рыбку тоже есть чево порассказать.

Илья Арапов с неменьшей радостью отозвался:

– Идем, дядя Кузьма, познакомлю тебя с товарищами моими, а казаков твоих завтра увидим, перед походом… Сказывал мне твой давний знакомец беглый монах Киприан, что бежали вы из Ромоданова вместе, долго брели, а потом поправляли здоровье у беглых мужиков на глухой речке Чагре, в ските Теплый Овраг… А что с тобой дальше-то было?

Коротка для рассказов оказалась холодная зимняя ночь, и поутру, под отдаленный пушечный гром у Оренбурга, исполняя волю государя Петра Федоровича, отряд нового походного атамана Ильи Арапова начал поход на Самарскую линию крепостей и далее в северную сторону, до городов Ставрополя и Самары на великой реке Волге.

Ночью выпал снег. Не успев слежаться, он молочно-белой пеной разлетался от конских копыт, а под полозьями саней сминался в две сверкающие извилистые и неразрывные от самой Бердинской слободы ленты. Илья Арапов, а стремя в стремя с ним его помощники Кузьма Аксак и Иван Жилкин, ехали впереди конных казаков. За казаками в санях не отставали государевы ратники – недавние односельцы атамана да мужики из ближних к Араповке деревень.

На передних санях вольготно устроились в теплом сене Иван Кузнец да Гаврила Белый. Они все допытывали ехавшего с ними отставного гвардейского солдата, а теперь жителя самарского пригорода Алексеевска Горбунова, подлинно ли он встречал государя Петра Федоровича в бытность свою солдатом. Снова и снова выспрашивали, похож ли истинный государь на восковую персону, которую отпевали в Невском монастыре вместо бежавшего от смерти государя.