Валериан Светлов - При дворе Тишайшего

– Должно быть, гроза будет, – проговорил царевич. – Тихо так стало; смотри, и деревья не шелохнутся, птички уже спрятались в свои гнездышки. Но здешняя гроза похожа на девичьи слезы, не правда ли, друг? Такая же слабая, нежная, не такая, как наша? Леон, ты помнишь еще нашу грозу в горах, когда раскаты грома потрясают вершины гор, когда молния ослепляет зрение и кажется, что небо разверзается над твоей головой, когда ветер бушует с таким неистовством, что гнутся и ломаются вековые деревья, а дождь пронизывает тебя до костей? Леон, слышишь ли ты меня?

– Мечтай, мечтай, мой мальчик, пока у тебя нет еще никакого горя на сердце.

– А что есть у тебя, Леон? И почему ты не поделишься своим горем со мною? Я, правда, юн еще, но уже далеко не мальчик и мог бы тебе быть хорошим товарищем.

– Спасибо, царевич, спасибо, – произнес растроганный Леон, – но сейчас твоя помощь не нужна мне.

– А ты заметил, как стала печальна и бледна моя мать? – продолжал мальчик. – Ее тоже грызет какое-то тайное горе.

– Ее беспокоят государственные дела. Скоро приезжает твой дед и потребует у нее и у всех нас отчета, что мы сделали, – рассеянно ответил Леон.

– Я скажу, что мы обеднели, подкупая здешних бояр, – пылко возразил юноша.

– Не говори этого, – остановил его Леон, – это может когда-нибудь дойти до них и испортить все наше дело.

– Скорей бы уехать! – мечтательно и грустно произнес царевич.

– Теперь это уже недолго, – ответил Леон. – Что это, никак дождь пошел? – заглянул он в открытое окно. – И то идет, – озабоченно прибавил Джавахов.

– Да что тревожит тебя так, Леон? Ведь я вижу, – улыбнулся Николай. – Зачем ты хочешь скрыть от меня свою тревогу? Скажи мне, поведай все! Ведь и я могу тебе на что-нибудь пригодиться!

В эту минуту в дверь постучались, и, когда царевич приветливо откликнулся, в комнату вошел стрелец Дубнов. Он снял шапку и, истово перекрестившись на образа, поклонился в пояс царевичу.

– Здоров буде, царевич, – проговорил он, – князю нижайший! – отвесил он поклон Джавахову.

– Ну что, ну что, готово? – торопливо спросил его Леон, не обращая внимания на царевича, глаза которого загорелись как два угля от любопытства.

– Готово, все готово, – весело ответил Дубнов. – И оборудуем же мы с тобой, князь, это дельце – черти и те обрадуются!

– А дождь-то, дождь не помешает?

– Какое мешает, нам на руку гроза! Чем темнее, тем нам и сподручнее. А что, княжна-то согласилась? – понизив голос, спросил стрелец.

Грузин молча опустил на грудь голову.

– Эх, дела-то! – почесав за ухом, проговорил Дубнов. – Ну, да это ничего! Не кручинься, князь; пожалуй, оно и лучше, а то в последний час заартачилась бы и всему делу помеху сотворила бы. Теперь, значит, как выйдет она к тебе к частоколу-то, я с Еремкой и хвать-похвать ее! Эх, жаль, не захватил еще молодца! Справимся ли втроем?..

– Возьмите меня! – вытянулся во весь свой тонкий, гибкий стан юный царевич.

Леон и стрелец испуганно переглянулись; они совсем забыли о присутствии молодого человека, жаждавшего приключений и понявшего, что они отправляются на рискованное предприятие – похищение девушки.

– Что ты, что ты, царевич! – остановил его Леон. – Забудь о том, что ты сейчас здесь слышал.

– Возьмите меня! – уже упрямо и настойчиво повторил мальчик, стискивая свой кинжал и сверкая глазами.

– А и впрямь, возьмем молодца, – заступился за юношу Дубнов, – чем он нам несподручен? Чем не товарищ? Смел он и ловок, да и годами уже вышел…

– Нельзя, нельзя этого, – решительно произнес Леон.

– Если ты не возьмешь меня, то не выйдешь отсюда! – еще решительнее проговорил царевич и выхватил кинжал из ножен.

– Ты с ума сошел, что ли? – крикнул Леон.

– Стой! – остановил его Дубнов. – Аль ты сам ума решился? Спор затеяли, а время идет; княжна подождет, подождет да и уйдет! Такого другого вечера и не отыщешь: все готово, а ты спор затеял! Идем, царевич, бери свою шапку – и гайда!

– Да не может он, не смею я его в такое дело с собой взять! – в отчаянии воскликнул Леон.

– Я сам за себя отвечу, – гордо произнес царственный юноша, – тебе нечего будет бояться.

– А царевна, твоя мать?

– Да не слушай ты его, – прикрикнул на Леона стрелец, – малый скоро вернется, и никто в доме знать не будет, что он нам подсоблял… Ну, ребята, в дорогу!

Все трое вышли наконец из комнаты. Леон успел по дороге накинуть на плечи себе и царевичу черные бурки, за что Дубнов похвалил его.

– Все не так видно будет, – заметил он.

На улице была темень; гроза разыгрывалась все сильнее, свинцовые тучи нависли над городом, и только молния освещала дорогу заговорщикам и давала им возможность не сбиться с пути.

– Должно быть, никого не встретим у изгороди, – проговорил Дубнов, – ишь, как дождь хлещет!

– Что ж тогда делать? – взволнованно спросил Леон.

– Возьмем! Гикнем по-соловьиному… знаешь, как у нас на Руси Соловей-разбойник гикал?

– Слышал что-то, – рассеянно ответил Леон, внимательно всматриваясь в дорогу, чтобы не свалиться в овраг. – Боюсь, как бы гиканьем таким не испугать всего терема.

Трое молодых людей прошли до дома князя Пронского и завернули за угол, пробираясь к запущенному углу сада, где у тына часто встречались Леон с Ольгой.

Дом Пронского был ярко освещен, и в нем были заметны какое-то необычайное оживление и суета. Слуги бегали взад и вперед, слышались крик и сдержанный смех; к воротам подъезжали то в рыдванах, то в розвальнях, то на конях.

– Смотри-ка, – указал Дубнов на женскую половину терема, – что-то бабы будто всколыхнулись – словно пчелы в пчельнике… Неспроста, поди! Уж не скончалась ли, грехом, княгиня? Надо узнать. Постой-ка, пойду посмотрю, ждет ли с рыдваном Еремка наш, – озабоченно проговорил стрелец, – я сбегаю за угол, а вы спрячьтесь пока под липой. Княжна, поди, не ждет тебя? – кинул он Леону.

– Если бы ничего не приключилось, может, вышла бы, – печально ответил Леон.

– Погоди, все узнаем, – проговорил Дубнов и, юркнув в сторону, исчез во мраке.

Леон и царевич встали под густую липу, куда дождь совершенно не проникал через листву, так что они могли простоять некоторое время под этой надежной защитой.

Стрелец скоро вернулся с известием, что рыдван с Еремкой стоит в укромном месте.

– Теперь ты, князь, сходи к тому месту, где встречался с княжной, – проговорил Дубнов, – может, она девку какую-нибудь выслала к тебе, если сама не смогла выйти.

Леон послушно прошел к заветному тыну, где с княжною коротал душистые весенние ночи, и взглянул на высокую, стройную яблоню, молчаливую свидетельницу их минувшего счастья. Под ее ветвями теперь никого не было видно, возле ее ствола не белело ничье светлое платье, и кругом было неуютно и уныло в эту ненастную ночь. Леон грустно поник головой.