Георгий Свиридов - Чемпион флота

С левой стороны, за вокзальной площадью и высокой гостиницей, стоял величавый просторный Дом-музей знаменитого художника Айвазовского. Дальше, где на горке вздымалась водонапорная башня, в зелени садов виднелись красивая дача Суворина и дворец феодосийского богача Стамболи. За ними, за пляжем, темнел крышами рабочий поселок станции Сарыголь, потом зелеными пятнами виднелись Ближние Камыши, село Каранель, Дальние Камыши и, сколько мог охватить взор, светлой полосой тянулся берег, который, как широко распахнутые объятья рук, веками удерживал живую гладь морского залива.

Отсюда, с высоты, залив был совсем не таким, каким он виден с берега, где с шумом плещутся волны, спешащие бесконечной чередой к земле, словно кто-то подгоняет их, и видно, как море занято своей извечной черновой работой, изнурительной и однообразной. С высоты залив представал величаво торжественным в своей простой гладкой красоте и властной силе, хранящим в своих глубинах тайны, и равнодушным ко всему, что происходит на берегу.

В порту пароходы гудками что-то говорили друг другу, но отсюда они казались маленькими и темными на голубом шелке воды, сливающейся на далеком горизонте с таким же светло-голубым небом. Казалось, что две могучие природные стихии встали одна против другой, смотрят друг на друга тысячелетиями и не могут насмотреться, не могут и разойтись, ибо обречены извечно быть рядом.

Море смотрит на небо, в бесконечную даль вечных просторов вселенной, а небо глядит на море, как в зеркало, видит свое отражение, но никак не может постигнуть сокровенной тайны, скрытой в темных морских глубинах.

Алексей и Лара тоже были рядом, и вся их жизнь простиралась в будущее, как просторы моря, а в юных сердцах возникало и росло неиспытанное чувство единения с окружающей природой, крепла и утверждалась вера в значимость и необходимость своего присутствия на земле.

Небольшой дом в две комнаты, с открытой террасой, в котором проживала семья Громовых, был сложен из местного ракушечника невесть когда, и крыша от старости под тяжестью черепицы прогнулась, образовав седловину. Подобные седловины были и на крышах соседских домов, крытых такой же красно-бурой черепицей давно, больше сотни лет назад. Он стоял на покатом склоне, неподалеку от высокой крепостной стены с ее сторожевыми башнями — в былые времена стена опоясывала весь приморский город-крепость. Теперь от нее оставалась лишь небольшая часть, и со стороны казалось, что эта древняя стена, словно квочка, прикрывающая своими крыльями цыплят, своей мощью оберегает хрупкие домишки.

Около дома, рядом со входом на террасу, как часовой, рос старый абрикос, пустивший свои корни глубоко в каменистую почву, его огромная крона создавала уютную тень в долгие месяцы лета и ежегодно радовала обильным урожаем некрупных, но сахаристо-сладких плодов. Две молодые вишни росли во дворе около забора, рядом с кустами черной смородины и целебного боярышника, а на солнечной стороне зеленели три грядки. Под окнами тянулись к солнцу неприхотливая мальва, которая цвела почти все лето, и золотые шары, расцветавшие по осени.

Алексей, как он себя помнил, помогал родителям «содержать квартиру в порядке», поскольку они с раннего утра и до поздней ночи «пропадали на своей работе». Отец — Иван Степанович Громов — пока был жив, трудился в порту, дед — Степан Александрович — несмотря на преклонный возраст, работал в типографии верстальщиком, сам он именовал свою профессию на старинный лад — «метранпажем». Наборщики приносили набранные столбцы статей, а он формировал из них газетные полосы по макету из редакции, «делал газету». Мать — Мария Игнатьевна — тоже работала в типографии наборщицей и гордилась своей мужской профессией.

В ежедневные обязанности Алексея входил (кроме соблюдения чистоты и порядка в доме и похода в продовольственную лавку за продуктами) полив овощных грядок. На них мать выращивала «зеленую приправу» — лук, лук-батут, кинзу, морковь, чеснок, укроп, петрушку простую и кудрявую, сельдерей, майоран, тмин, отдельно полгрядки занимал вечно растущий щавель, а у забора кустился длинными листьями многолетний хрен.

У Алексея была и своя небольшая грядка. На ней он решил вырастить помидоры. Мать купила ему на базаре рассаду. Она принялась и хорошо пошла в рост. Алексей радовался и даже гордился тем, что его помидоры рослее и крупнее, чем у соседей, хотя те постоянно занимались выращиванием разных сортов томатов. Но через неделю случилась беда. Стебли внезапно обмякли и беспомощно повалились набок. Только три штуки уцелели. Грядка напоминала поле после сражения, большинство солдат в зеленых шинелях геройски погибли в боях с неизвестным противником…

— Зазря старались, Леша, — сказала мать. — Медведка поразбойничала. С этой прожорливой тварью нет никого сладу.

— Неужто на нее нет управы? — спросил Алексей.

— Не знаю, сынок, — вздохнула мать. — Коль появилась в огороде, то лучше помидоры не сажай.

— Не может такого быть! — упрямо твердил Алексей.

Ему никак не хотелось признавать такую жуткую несправедливость. Все его мальчишеское существо протестовало против разбойной деятельности медведки на огородной грядке. Алеша был глубоко убежден, что паразитам вообще не должно быть места на земле. Так его воспитали школа и пролетарская семья. Прогнали же в нашей стране люди человеческих паразитов, разных помещиков, князей, фабрикантов, капиталистов-эксплуататоров. Даже в главной песне, которую всем классом поют в праздничные дни, которая государственный гимн называется, есть правильные слова о том, что трудящиеся люди имеют право владеть землей, а паразиты — никогда! Так почему же на грядках на них не найти управы?

— Есть способ, — сказала учительница по ботанике, к которой обратился Алексей. — Надо каждый стебелек перед посадкой обернуть вощеной или промасленной бумагой, оградив таким образом коренную систему от посягательства прожорливых разбойников.

Алексей уговорил мать купить новую рассаду…

Теперь он знал, как надо бороться с медведкой. Защищенные стебельки принялись и быстро пошли в рост. Было приятно и радостно сознавать свою победу.

Солнце уже садилось за горою, но его теплые лучи все еще согревали весеннюю землю. С моря веяло прохладой. Издалека оно приветливо светилось голубизной, притягивало к себе, и никак не верилось в то, что море еще совсем холодное, купаться в нем рано, и никто из мальчишек даже на спор не отважится сигануть в воду.

Алеша заканчивал поливку грядок, когда с улицы послышался знакомый властный свист. Алексей пошел к забору.

На улице маячил Филин. Он жил неподалеку, отец постоянно в плавании, мать торговала на рынке. Как всегда лохматый и взъерошенный. Шапка темных нечесаных волос оттеняла смуглое от загара лицо, на котором выделялся крупный с горбинкою нос, похожий на клюв хищной птицы, и острые маленькие глаза. Отсюда и было его прозвище. Синяя потертая рубаха свободно болталась на жилистом теле, как плохо поставленный парус.