Георгий Свиридов - Чемпион флота

— Что живой, знаем, — ответила Сталина. — Переправили на Большую Землю. А вот где он, в каком госпитале?

— Мы после слета пойдем со Сталиной в Политуправление, и там нам помогут разыскать Алексея, — уверенно сказал тяжеловес и вдруг удивленно поднял брови.

Прямо к ним, широко раскинув руки для объятий, шагал жизнерадостный Сергей Коркин. В новом кителе, на груди медаль и на офицерских погонах три лейтенантских звездочки.

— Поздравляю, Серега, ты у нас теперь старшой! — сказал Виталий, обнимая Коркина одной рукой.

— Вчера присвоили, ребята!

— А где воюешь? — поинтересовался Чернышев. — Слышал, что экипаж с «Червонной Украины» в восьмой бригаде морской пехоты?

— Да, наш экипаж в восьмой, а у меня весь оборонительный район и тылы в придачу.

— Это как так? — удивленно спросила Сталина. — Везде и нигде?

— Утащили комсомольцы! Снова вернули, только не в горком комсомола, а в Политуправление флота. В комсомольский отдел, — улыбался Коркин. — Мы вот и это мероприятие проводим. Слет передовиков фронта и тыла!

— Прими благодарность от всех нас, Серега! — сказал Виталий.

— Да ты чего, Птицын? При чем тут я? — заскромничал Коркин. — Весь наш отдел разрабатывал и пробивал идею.

— Вот за это вам и благодарность от нас, всех фронтовиков. Молодцы! В такое время и собрали ребят. Мы ж давно не виделись друг с другом, воюем на разных участках. — Хватит треп разводить, ребята! — сказал серьезно Коркин, разом обнимая всех троих. — Пошли в комнату за сценой. Вы у меня все в президиуме.

— А мне за что такая честь? — остановилась Сталина. — С какой такой стати?

— Пошли, пошли! Все правильно, так было задумано и утверждено в Политотделе флота. Представители с передовой линии фронта от каждого сектора обороны, сообразили теперь? Сталина Каранель и Костя Чернышев — от первого сектора, Виталий Птицын — от третьего. Возражения имеются?

В комнате за сценой было людно. Сталина сначала даже слегка оробела. Их, комсомольцев, немного, а все больше знаменитые люди, орденоносцы, о которых она читала или слышала. Высокое начальство и руководство города. На столе вдоль стены на тарелках горкой бутерброды с колбасой, сыром, ветчиной, осетриной, семгой, красной икрой. Отдельно блюда с пирожными — наполеоном, трубочками с кремом, корзиночками, эклерами. Вазы с шоколадными конфетами в красивых обертках и бутылки с лимонадом, крюшоном, пивом. У Сталины разбежались глаза. Она за эти полгода уже позабыла, что на свете существуют такие вкусные вещи.

— Сталина, не теряйся! — Чернышев подал ей тарелку и на нее деловито накладывал бутерброды с колбасой и рыбой. — Отоваривайся по полной программе.

— Мне бы сладенького, — тихо произнесла Сталина.

— И сладенького тоже положим, — сказал Коркин, накладывая пирожные и конфеты. — Вы без меня управляйтесь!

— Мы, Сергей, хотим тебя попросить, чтобы помог нам Громова разыскать, — сказал Чернышев, уплетая бутерброд с осетриной.

— А как я могу помочь?

— Его ж на Большую землю отправили.

— Но доплыл ли? Главный вопрос, на который у меня нет ответа.

— Вот и помоги нам, Сережа, — попросила Сталина тихим голосом, скрывая волнение.

— Как помочь? Мне известно, что по документам его поместили на теплоход «Армения». Что с ней произошло, знаете… А на дне моря, ребята, ну нет комсомольской организации! Давайте на эту тему поговорим потом. А сейчас, извините-простите! Мне командующего встречать надо!

Коркин удалился, а у Сталины померкли вся радость и торжество этого дня. Алеша был на «Армении»!.. Был… По документам был. А как еще можно проверить, если не по документам? Надежда рухнула, рассыпалась. Значит, правду от нее скрывали. Все скрывали!

— Сталина, еще не все потеряно! — Чернышев понимал, что творится в душе девушки.

— Отстань!

— Проверить надо и точка!

— Извини! — Она старалась успокоиться, взять себя в руки, не распускать нюни при людях. — Извини, Костя…

Сталина не помнит, как она выдержала до конца слета. Хорошо еще, что сидела не в первом ряду президиума. Машинально слушала ораторов, выступления начальников, машинально аплодировала, машинально голосовала, автоматически поднимая руку. Свет померк вокруг, и жизнь потеряла внутреннюю основательность.

Война все перечеркнула. Война все перевернула верх дном. Забрала отца, забрала любимого… Никак не хочется в такое верить. Никак! Но факты, как говорят, вещь упрямая. Ни одной, близкой ее сердцу, родственной души не осталось. Она одна. Одна на всем белом свете! Кому пожаловаться, кто ее пожалеет? Она с тревогой и затаенным страхом думала о том, что еще ее может ждать дома, какая черная новость? Да и уцелел ли он под бомбежкой и артиллерийским обстрелом?

В короткий перерыв к ней подошел Коркин и, словно читая мысли Сталины, сказал:

— Домой не спеши. Вашего дома нет, разбомбили. Позавчера был массированный налет. Полдома снесло. Но твоя бабушка жива.

— Что с ней? В каком госпитале?

— Жива и здорова! Да еще такая боевая, сама увидишь!

— Где ж она?

— В Инкерманских штольнях. После окончания слета на машине довезу.

— Спасибо, Сергей, как-нибудь я и сама доберусь.

— Там в штольнях целые лабиринты.

— Как ее найти?

— Вот адрес. Я его тебе заранее приготовил, — он протянул вырванный из блокнота листок. — Не торопись, после слета подвезу….

— Я же тебе русским языком сказала, что сама!

— Серега, не надо, не встревай! — Костя Чернышов встал с ней рядом. — Доберемся!

Но и услужливого тяжеловеса она мягко «отшила». Ей никто не был нужен. Ни попутчик, ни сопровождающей. Сталина хотелось побыть одной, наедине со своими думами, со своими чувствами. Со своими переживаниями. Чтоб никто не мешал. Не смотрел. Не задавал вопросов. Последние месяцы она почти круглые сутки находилась в кругу людей, все время на виду, все время под перекрестными взглядами.

Оставшись одна, Сталина побрела по городу. Разрушенные дома, здания с выбитыми стеклами, а вместо них — фанерные щиты. А там, где стекла уцелели, они крест-накрест заклеены широкими бумажными полосами. На тротуаре то и дело попадались воронки, выщерблины.

Ноги сами привели ее в Матросский сад. Тихо, безлюдно. Сталина обошла стороной зенитную установку. Знакомая скульптура физкультурницы, но теперь девушка с веслом стояла на одной ноге, а вместо второй — металлический стержень. Сталина вышла на аллею знатных людей Севастополя. В горле застрял комок. Алексей Громов улыбался ей с нарисованного портрета. Как живой. Портрет уцелел, не в пример соседним. Лишь в правом верхнем углу рваное небольшое отверстие — след от осколка.

— Здравствуй, Алеша! — слезы сами медленно заскользили у нее по щекам. — Как мы давно не виделись!.. Прошла целая вечность… Даже не верится! Еще недавно были мы вместе… Как я соскучилась!.. Как же я соскучилась, мой милый, мой родной, мой единственный!..