Георгий Свиридов - Чемпион флота

— Коля, давай!

— Бей по организму!

— Только вперед!

— По сопатке дает наш подводный флот!

— Землячок, держись! — раздался одинокий возглас в поддержку Громова.

— И поскорее ложись! — в рифму отпарировали со стороны подводников. — За землю держись!

Шутка породила всеобщее веселье и вызвала смех.

«И это называется спорт? — Сталина скептически улыбнулась. — А что же тогда называется дракой?» И подумала о том, что зря пришла сюда. Ничего хорошего она не увидела. А то, что происходило на ринге, лишь убедило гимнастку в правильности ее оценочных определений этого так называемого спорта. И еще она грустно подумала о том, зачем симпатичный и, безусловно, умный парень Алексей Громов занимается этаким мордобойством. Что он нашел в драке на глазах у зрителей? Что его заставило, что толкнуло на ринг? Какой смысл подставлять свою физиономию под кулаки? Если уж так хочется острых ощущений, то занимался бы легкой атлетикой и бегал наперегонки, или, в крайнем случае, увлекся бы борьбой, там наломают бока, но все же не налупят по лицу.

— Любимая фотография бабушки, — сказала Сталина. — Мои мама и отец.

— Такие молодые и красивые! — вздохнула Катерина и спросила: — А где отец сейчас?

— Был старшим помощником на крейсере «Москва»…

— Мой сын Васичка тоже на том крейсере, старшина первой статьи… Он мне рассказывал про вашего отца, говорил, что строгий жутко, но справедливый… Плачу и не верю, что больше нет моего сыночка… Не могу поверить и все тут! — Катерина грустно вздохнула и заторопилось. — Вы уж тут сами дожидайтесь, а нам дежурить надо.

Из соседней квартиры, откинув край байкового одеяла, вышла белобрысая девочка с красным пионерским галстуком на груди. Правая рука и плечо ее были забинтованы.

— Бабушка Анна на работе, — сказала она.

Эта новость приятно удивила и порадовала Сталину. Баба Ханна не тоскует в одиночестве, а занята каким-то полезным делом! Это же очень хорошо!

— Хотите я вас проведу к ней? — спросила девочка. — Тут совсем недалеко. Почти рядом!

— А что у тебя с рукой?

— Со школьной крыши зажигалки сбрасывали, одна и опалила. Ничего, уже совсем заживает! Доктор сказал, что как вырасту, то никакого следа на руке не останется. Вот! — рассказывала на ходу пионерка. — А школу жалко! Разбомбили! Бомба насквозь до самой земли дошла и разломала во все стороны. Только одна стена в нашем классе уцелела и на ней классная доска вся осколками побитая.

Цех, если можно так назвать небольшое боковое помещение в штольне, занимали пожилые женщины, которые в силу своего пенсионного возраста не могли трудиться на рабочих местах, стирать, гладить, шить. Они создали свой «цех бабушек» и принялись вязать для защитников города шерстяные носки и варежки. На складе интендантства валялись за непригодностью груды шерсти, грязной, спутанной, в репьях.

— Пойдет и такая, — сказали бабушки. — Только привезите ее к нам.

Старушки взялись за работу. Долго очищали шерсть от пакли, сора, репьев, потом сортировали, мыли… За работой определились по направлениям, у кого что лучше получалось. Одни чесали, другие пряли нити, а большинство бабушек занялись вязанием на спицах.

Баба Ханна, увидев Сталину, уронила свое вязание и потянула к ней обе руки:

— Внученька! Сталиночка!

Они обнялись. Появление Сталины вызвало всеобщий интерес. Со всех сторон посыпались вопросы. У каждой бабушки были дети и внуки, которые служили, сражались на передовой. Тут же ей вручили дюжину толстых шерстяных носков и варежек.

— Наш подарок бойцам к Новому году!

Баба Ханна повела Сталину в свою, как она назвала, «подземную квартиру».

— Спасибо твоему знакомому Сереже Коркину, он большой начальник по комсомолу и помог мне перебраться сюда. Попасть в штольню не просто, а он все организовал, хотя наш дом до конца не разбомбили, только отбили угол один, а наша квартира целая, — рассказывала на ходу баба Ханна. — И все про тебя расспрашивал, интересовался. Если Сталине там трудно, говорил, обещал перевести тебя в город, тут тоже кругом оборону держат зенитчицы.

— Не дождется! — ответила Сталина.

— Не отмахивайся от помощи, внученька. Видишь, времена какие настали!

В «подземной квартире» бабушка выложила на стол вареную свеклу, две картофелины, зубчик чеснока и небольшую кукурузную лепешку.

— Сейчас пообедаем, внученька. — Она взяла эмалированный чайник. — Ты отдыхай, а я за кипяточком схожу. У нас тут и кухня есть общая, и газовая печка.

Сталина, глядя на скромную бабушкину еду, невольно вспомнила про горы бутербродов с колбасой, сыром, бужениной, осетриной, красной и черной икрой, разнообразные пирожные, которыми были заставлены столы в комнате для членов президиума… Грустно задумалась. Полезла в карман за платочком, и пальцы нащупали три шоколадных конфеты, ее любимые «Мишка на севере». Улыбнулась. Это Костя Чернышев, его работа. Вспомнила, как он подводил ее к столу с пирожными и конфетами.

Положила конфеты рядом с картофелинами и свеклой.

— Ой, какая прелесть! — всплеснула руками бабушка. — Это из фронтового пайка? У нас везде плакаты, на которых призывают все давать для фронта, для победы!

— Нет, на комсомольском слете угощали нас.

— Одну Настеньке дам. Она отважная девочка, сама зажигательные бомбы тушила, с крыши сбрасывала. — Бабушка крикнула за перегородку: — Настенька, иди к нам!

— Иду, бабушка Анна!

Получив конфету, Настенька радостно зарделась и вскинула руку в пионерском приветствии, но произнесла слова военной присяги:

— Спасибо! Служу Советскому Союзу!

Баба Ханна достала из шкафа чайные чашки, разлила кипяток и вдруг остановилась. Быстро поставила чайник на стол.

— Да что же это, совсем запарилась! О самом главном тебе не сообщаю. Письмо тебе пришло! Принес твой главный спортивный начальник Дмитрий Васильевич.

— Красников?

— Он самый! Большой такой, солидный и уважительный командир. Он мне наказал, чтобы я письмо только тебе лично в руки передала, никому о нем не говорила и не показывала.

Баба Ханна полезла рукой под матрац, достала старую коричневую дамскую сумочку, в которой она обычно хранила документы и ценные бумаги, открыла ее и извлекла небольшой конверт.

— Вручаю тебе лично, как и обещала Дмитрию Васильевичу.

Сталина открыла конверт, вынула письмо и замерла. Знакомый, родной почерк. Буквы запрыгали перед глазами. Писал сам, сам! Сам Алеша! Значит, — он жив!

— Живой! — выдохнула она, обхватила бабушку и закружилась с нею по комнате. — Живой!

— Кто живой? — спросила баба Ханна.

— Алеша! Алексей Громов!

— Боксер твой?

— Он самый!

Сталина еще раз перечитала короткое письмо. Сердце радостно колотилось. Алексей писал, что уже почти полностью поправился от ран, что ему предложили путевку в санаторий на «восстановление организма», но он сбежал из госпиталя, и что скоро вместе с друзьями придет в родной город, где они, наконец, «победно встретятся». Слова «придем пешим ходом» подчеркнуты.