Георгий Свиридов - Время возмездия

— Этот отчаянный лейтенант из пехоты? — уточнила Мингашева.

— Он самый. Костя Рокотов. Поговорить надо. Он, оказывается, из госпиталя домой, в Донбасс, наведывался.

— А ты его вчера отругал, — прыснула Мингашева. — Ласково приветствовал, одним словом, земляка своего.

— Так то же в бою!.. Он же на рожон лез, прямо куда не надо и без оглядки, — сказал Кульга. — Злости у него много накопилось, когда дома побывал да увидал, что осталось… Вот и безрассудничает отчаянно.

Пехотинцы Рокотова с позавчерашнего дня воюют вместе с танкистами. А с десантом на броне действовать легче и увереннее. Сделав стремительный бросок в тыл врага, танкисты с десантниками вчера на рассвете ворвались в это небольшое село и с ходу выбили гитлеровцев, которые не ожидали удара с тыла. А потом, через пару часов, фашисты пять раз атаковали, лезли напролом, пытаясь вернуть утерянные хорошо укрепленные позиции. Бой шел весь день с переменным успехом, лишь к ночи, когда подошла подмога, гитлеровцев отбросили окончательно. Поле перед деревушкой усеяли десятки трупов, чадили в небо два транспортера, и грудой металлолома застыли три подбитых танка…

В блиндаж, пахнув холодом, шумно спустился Илья Щетилин, неся в охапке небольшой немецкий брезентовый мешок:

— Принимай, братцы, трофеи к нашему котлу!

— А ну-ка объясни сначала, где был? — нахмурился Кульга.

— Так я у друзей-десантников. Царица полей, пехота наша, разнюхала в штабном блиндаже склад какой-то небольшой. Поделились по-братски, — Илья, чумазый, перепачканный пороховой копотью и сажей, озорно блестел белками глаз и крепкими зубами, выкладывал на стол колбасу, куски сала, немецкие консервы, галеты в пачках, две бутылки шнапса.

— Ты бы хоть вывеску свою снегом обтер, а то в темноте за черта принять можно, — сказала Галия.

— Это мы мигом, счас сделаем, — сержант улыбнулся и, засунув руку за пазуху, вынул два небольших краснобоких яблока. — А это персонально для вас!

Галия всплеснула руками, глаза ее радостно заблестели:

— Ой какие!

— Персонально для вас, самой смелой и самой красивой боевой подруги советских танковых войск! Немцы вывезли яблочки из какого-то райского сада, доставили самолетом, а мы, мягко говоря, побили их, выполнили свою высокую миссию, а райские яблоки доставили по адресу.

Мингашева с благодарностью посмотрела на Илью. Тот смутился и опустил глаза. Кульга нахмурился. «Ну, ухажер самозваный, погоди, я тебя взгрею так, что забудешь маму родную», — подумал Григорий и вслух громко произнес:

— Принес и хорошо! Хватит дурачиться.

— Такие яблоки у нас в Каунасе растут, — вставил слово Юстас. — Они могут до весны свежими лежать.

— Где тут мой земляк живет? — в блиндаж с облаком пара ввалился крупный, под стать Кульге, пехотный лейтенант. — Тот самый, который матюкается красиво.

— Заходи, заходи, — Кульга встал навстречу.

— Ого! А у вас и красавица черноглазая! — Рокотов стрельнул острым взглядом на Галию, щелкнул каблуками, представился: — Лейтенант Константин Рокотов! Почти тот самый, о котором в кино «Два бойца» песню поют, помните? Только петь надо «обожают Костю-шахтера», хотя это немножечко не в лад.

— Знакомься, Константин, наша боевая подруга, механик-водитель, невеста моя Галя, — Кульга сразу предупреждал, чтоб в дальнейшем не было пустого ухаживания. — А танк у нас, скажу тебе, подарочный, сделан на заводе ее друзьями-комсомольцами.

— Богато живешь, земляк! — Рокотов снял шинель. — Тепло у вас, как в Ялте.

— Садись к столу.

Галия быстро ставила тарелки с едой. Юстас помогал ей, нарезая кусками колбасу, сало, хлеб. Илья тесаком вскрывал консервы. Отдельно в железной миске Галия выложила варенное крупными кусками мясо. Бульон разлила по кружкам, консервным банкам.

— Что ж ты наделала? — рассерчал Кульга. — Посудины заняла своей юшкой, а горючее из чего пить будем, а?

— На голодный живот пить нельзя, — отрезала Мингашева. — Скушайте сначала чего-нибудь.

— Сразу видно, что есть в доме хозяйка! — весело произнес Рокотов, доставая объемистую флягу и отвинчивая пробку. — Сделаем из горлышка по глотку перед закусом, а там само пойдет! — Протянул Кульге флягу: — На, земляк, начинай!

Выпили, закусили. Хвалили наваристый бульон, башкирское блюдо, ели горячее мясо, удивляясь, как из конины можно приготовить «такую вкуснятину». Выпили за скорую победу, за полный разгром немцев, за родной Донбасс.

— А в Донецке ни одной целой шахты, ни одного завода, сплошные развалины, — Рокотов вздохнул, положил на стол свои крепкие кулаки. — Смотреть больно! Понимаешь, Гриша, сердце кровью обливается. А сколько людей наших перебили, погубили… Мирных, понимаешь? Не брал бы я их в плен, зверюг, ни в коем случае!..

Рокотов рассказал Кульге и о его родном Мариуполе. Косте не удалось там побывать, но слышал от очевидцев. Порт разрушен, завод разбит, красавец «Азовсталь» в руинах.

Григорий мысленно был в родном Мариуполе. Много он видел разрушений и смертей, но почему-то не хотелось верить, что его милый город у ласкового моря разбит и разрушен, в развалинах. Он шумно вздохнул, стукнул кулаком по столу, звякнули тарелки, закачалась посуда со шнапсом.

— Ну-у, гады!.. Ну-у, га-ады!..

— Выпьем, Гриша!

— Нет, Костя, не хочу… Душа стонет… А когда там, внутри, у сердца, открывается рана, ее водкой не зальешь и не вылечишь. Нет!.. Тут другое средство нужно, — Кульга повернулся и положил свою руку на плечо лейтенанту, посмотрел в глаза. — Но их времечко кончилось, и навсегда! Ты прав, Костя, давить их надо… Пощады от нас не будет!..

— И не было, — вставила Галия. — Как в песне: били, бьем и будем бить! — и перевела разговор на другую тему: — Чай закипел. Шнапс убирать?

— Убирай, — согласился Григорий.

— У меня от всей родни всего несколько человек в живых. И жена целая и невредимая, с годовалым пацаном… Валеркой звать, — Рокотов достал из нагрудного кармана фотографию. — Вот бутуз мой, Валерка, посмотри.

— Так с этого и начинать надо бы, — Кульга взял фотографию.

— Счастьем не хвалятся… Время такое, кругом, сам видишь…

— А пацан ничего! — оценил Кульга. — Геройский хлопец!

Фотокарточка пошла по рукам. Галия долго и с нежностью смотрела на ребенка, с завистью посмотрела на Рокотова. «У них есть свой Валерка, — подумала она. — А у нас когда будет? Скорей бы проклятая война кончилась, скорей бы…»

Кульга достал свои фотографии, как он называл, «фотки». Среди них была и та, где он снят с Миклашевским. Рокотов долго ее рассматривал, потом спросил:

— А это кто?

— Игорь Миклашевский, мой закадычный дружок, чемпион Ленинграда и округа. Сильный боксер!

— Я видел его, если не ошибся.