Георгий Свиридов - Время возмездия

В гарнизон добрались поздно вечером. Рокотов устал, утомленный полетом и тряской в машине, хотел спать и есть. На контрольном пункте солдаты громко приветствовали Рокотова и, проверив документы, подняли шлагбаум. «Газик», почувствовав под своими колесами ровную асфальтированную дорогу, помчался стрелой. Освещенные окна домов военного городка приветливо замигали издалека.

Лихо развернувшись на небольшом плацу, Пестун застопорил машину у подъезда приземистого кирпичного здания. Рокотов невольно отметил, что его никто не встречает. Площадь, очищенная от снега, пустынна, у штаба ни души. «Здесь ждут лейтенанта, а не знаменитого боксера», — подумал он, открывая дверь.

Валерий снял полушубок, шинель и, отряхнув валенки, зашагал по широкому коридору. Кабинет командира находился в конце. Вот и дверь, обитая коричневым кожзаменителем. Рокотов одернул китель, поправил галстук и взялся за никелированную ручку.

— Товарищ полковник, разрешите войти!

Рокотов знал начальника гарнизона — рано поседевшего полковника Щетилина — как строгого командира. Его побаивались не только солдаты, но и видавшие виды офицеры. Невысокого роста, кряжистый, внешне похожий на штангиста. За плечами у него — фронт, говорят, горел в танке. Полковник, казалось, редко улыбался и умел только требовать, требовать, требовать…

В кабинете находились несколько офицеров, и среди них майор Иванов, непосредственный начальник Рокотова. Валерий, мельком взглянув на своего командира, с удивлением заметил, что Иванов уже не майор, а подполковник. Подойдя к письменному столу, из-за которого поднялся Щетилин, Рокотов четким голосом доложил о своем прибытии и готовности приступить к службе.

Полковник, выслушав боксера, кивнул. И тут в руках офицеров Валерий увидел новенькие погоны, на которых блестели три золотые звездочки. Неужели ему?

— Поздравляем, товарищ старший лейтенант!

Полковник улыбнулся. Улыбка у него была какая-то солнечная, от нее сразу потеплело в груди. Он долго пожимал руку Валерию, и Валерий видел, что Щетилин, в сущности, добрый человек. И Рокотову стало неудобно от этой доброты.

— Как же так, товарищи?.. Я же не участвовал в стрельбах… За что же мне…

— Все правильно и закономерно, — сказал полковник. — Ваши солдаты, в отсутствие вас, офицера, действовали в сложной обстановке слаженно и показали высокое мастерство. Это ли не хороший показатель выучки и дисциплины? Еще раз поздравляю! Отлично! Ведь мы за вас здесь все болели и переживали, — Щетилин шагнул к Валерию и, обняв его, трижды поцеловал. — А теперь, товарищи, в клуб. Там давно ждут его.

Торжество в клубе, где собрались почти все жители гарнизона, продолжалось почти до полуночи. Рокотов рассказывал о боксерских соревнованиях, об Англии, о Лондоне, отвечал на многочисленные вопросы.

Прямо из клуба полковник Щетилин повел Валерия к себе домой. За праздничным столом собрались старшие офицеры со своими женами. Жена Щетилина — полная, с копной седых волос, приветливая смуглолицая женщина — хлопотала на кухне. Ей помогали жены офицеров. За холодными закусками подали жареную медвежатину, затем блюдо с сибирскими пельменями.

Валерий, рассматривая увеличенную фотографию полковника в полной парадной форме и при всех орденах и медалях, спросил Щетилина:

— Расскажите, за что вас наградили орденом Ленина?

— Ешьте, ешьте, пока горяченькие, — полковник подцепил вилкой пельмень, окунул в сметану. — А, про орден рассказать?.. Про какой? У меня три ордена Ленина…

— Расскажите про первый, — выпалил Валерий, хотя ему интересно было узнать и про остальные.

— Ладно, расскажу. Только сначала покончим с пельменями.

Рокотов, а за ним и остальные гости быстро опустошали блюдо. А в дверях показалась жена Щетилина. Валерий невольно обратил внимание на ее руки, вернее, на одну, левую. Руки были обнажены до локтя. На левой — большой шрам, типичный для ожога. «И у плиты можно обжечься, — подумал он. — Огонь везде опасен». В руках у нее было круглое блюдо, на котором горкой лежали свеженькие, только из кастрюли, округлые, янтарные пельмени, и над ними витал легкий ароматный пар.

— Работайте веселее, там еще забросили!.. Скоро вынимать будем, — сказала она, устанавливая на стол блюдо, и обратилась к мужу: — Илюшенька, что-то твои подопечные не поспевают. Выучка не та, что ли?.. Покажи им, подай пример.

— Ой, не одолеем! — взмолился Валерий.

— Но-но! — полегче на поворотах, — сказал Иванов, накладывая в свою тарелку новую порцию. — Товарищ старший лейтенант отвык от родных харчей, в Англии, там все по чуть-чуть, калории считают… Придется ему заново привыкать к родной пище.

— Буду стараться, товарищ подполковник, — ответил Валерий, с удовольствием называя новое воинское звание своего прямого начальника.

— То-то же!

Потом пили чай с лимоном. Лимоны привез Рокотов, берег их всю дорогу, боялся, что подмерзнут. А варенье было разное, своего, домашнего приготовления, из лесных ягод: черники, малины, голубики, брусники, земляники… Тайга щедрая, всего вдоволь.

Полковник вытер губы салфеткой, закусил. Задумался. В комнате все притихли, приготовились слушать. Щетилин редко рассказывал о своем прошлом. Знали только, что он воевал в танковых частях, дошел до Берлина, что на своем танке одним из первых ворвался в Прагу на помощь восставшим.

— Давно это было, жарким летом сорок четвертого, — начал Щетилин и, затянувшись, медленно выпустил дым. — Столько лет прошло, а мне все не верится, что нет в живых командира нашего, младшего лейтенанта Кульги… Григория Кульги. А ведь он тоже боксером был. Не простым. Чемпион города Ленинграда сорок первого года и всего Ленинградского военного округа! Афишу с собой в танке возил, на которой оповещалось о боксерских соревнованиях. Там и фамилии боксеров напечатаны. Так в затишье между боями, когда свободная минута выпадает и настроение подходящее, Григорий Кульга нам про каждого рассказывал. Особенно часто он своего друга, зенитчика, вспоминал. Тоже чемпионом был и Ленинграда, и всего округа. Только судьба его военная как-то не сложилась, пропал он в неизвестности… Кульга, когда танк новый получал, на Урале был, в тылу. И там случайно жену своего друга Миклашевского встретил. Она вся в слезах… Вот, видите, вспомнил! Миклашевский его фамилия. Сколько лет прошло, а как сейчас помню…

У Рокотова от неожиданности кровь прилила к лицу. Он не удержался, перебил полковника:

— Простите… Как, вы сказали, его фамилия?

— Миклашевский, — повторил полковник. — А что?

— Как звать его, не помните? Не Игорь Леонидович?

Щетилин положил папиросу на край пепельницы и повернулся к Рокотову: