Энтони Хоуп - Пленник Зенды. Месть Руперта [сборник]

– Да, – ответила она, но внезапно спросила: – Где граф Люцау-Ришенхайм?

Я объяснил, что Берненштейн охраняет графа в комнате на задней стороне дома.

– Я хочу его видеть, – подумав, сказала королева. – Приведите его, но пусть при нашем разговоре никто не присутствует, кроме вас.

Хотя я не знал, каковы ее намерения, но не видел причин возражать, радуясь, что у нее появится возможность скоротать тревожное время. Поэтому я повиновался и привел Ришенхайма к королеве. Он следовал за мной медленно и нехотя – его неуравновешенный ум вновь прыгал от бесшабашности к отчаянию. Ришенхайм был бледен и напряжен – в присутствии королевы бравада, которую он демонстрировал перед Берненштейном, сменилась пристыженной угрюмостью. Он старательно избегал серьезного взгляда королевы.

Я удалился в дальний конец комнаты, но она была маленькая, и я мог слышать весь разговор. Мой револьвер был наготове на случай, если Ришенхайм предпримет попытку бегства. Но он был далек от этого. Присутствие Руперта внушало ему уверенность, но сейчас Ришенхайма снова охватила его природная нерешительность.

– Граф, – заговорила королева, знаком предложив ему сесть, – я хочу поговорить с вами, так как не желаю, чтобы дворянин вашего ранга слишком плохо думал о своей королеве. По воле неба моя тайна перестала быть таковой, следовательно, я могу говорить откровенно. Вы можете возразить, что стыд должен заставить меня молчать, но я постараюсь уменьшить свой позор в ваших глазах.

Ришенхайм устремил на нее недоуменный взгляд. Он ожидал упреков, а услышал извинения.

– Тем не менее, – продолжала королева, – это из-за меня король лежит мертвый, из-за меня, сам того не зная, пожертвовал жизнью его преданный слуга. Пока мы разговариваем, один дворянин, еще не слишком старый, чтобы не научиться благородству, может быть убит в ссоре из-за меня или убить того, кто мне дороже всего на свете. А вас, граф, мой грех побудил служить королю, навлекая на меня кару.

Ришенхайм смотрел в пол, нервно сжимая и разжимая кулаки. Я убрал руку с револьвера, понимая, что теперь нечего опасаться бегства.

– Не знаю, – снова заговорила королева почти мечтательным тоном, как будто обращаясь больше к самой себе, чем к Ришенхайму, или вовсе забыв о его присутствии, – с какой целью небо обрушило на меня такие несчастья. Возможно, я, занимающая более высокое положение, чем большинство женщин, должна подвергаться наиболее тяжким испытаниям, но я этих испытаний не выдержала. Все же, когда я сравниваю мои горести и мои искушения, мне кажется, что небесная работа не выполнена до конца – в моем сердце недостаточно смирения. Но на мне вина в пролитой крови, и теперь даже лицо моего возлюбленного я вижу сквозь алый туман. Если мне была дарована великая радость, то она запятнана кровью.

Королева сделала паузу, глядя на Ришенхайма, но он не произнес ни слова.

– Вы знали, как велик грех в моем сердце, если не в моих поступках, – продолжала она. – Вы полагали, граф, что этот грех не наказан, и решили добавить стыд к моим страданиям. Помогая вашему родственнику, вы думали, что служите чести короля. Таким образом, я побудила вас к действиям, которые не могли бы одобрить ни ваше сердце, ни ваша честь. Я благодарю Бога за то, что вы не пострадали более серьезно.

– Руперт убедил меня, – пробормотал Ришенхайм, не поднимая глаз. – Он говорил, что король будет очень благодарен и наградит меня… – Его голос замер.

– Знаю, – кивнула королева. – Но вы бы не слушали этих убеждений, если бы моя вина не ослепила вас.

Внезапно она повернулась ко мне и протянула руки со слезами на глазах:

– Но ведь ваша жена все знает и по-прежнему любит меня, Фриц.

– В противном случае она не была бы моей женой, – ответил я. – Мы не желаем лучшей доли, чем умереть за ваше величество.

– Она знает, но любит меня, – повторила королева, словно находя утешение в любви Хельги. Женщины всегда обращаются за поддержкой к другим женщинам и в то же время опасаются их. – Но Хельга не пишет писем.

Я мрачно улыбнулся. К счастью, Рудольф Рассендилл никогда не ухаживал за моей женой.

Королева встала.

– Ну, поедем во дворец.

Ришенхайм импульсивно шагнул к ней, и она повернулась к нему:

– Вы тоже поедете со мной, граф?

– Лейтенант фон Берненштейн присмотрит за… – начал я, но королева жестом велела мне умолкнуть.

– Вы поедете со мной? – снова спросила она.

– Мадам… – Он запнулся.

Королева ждала, и я тоже. Внезапно Ришенхайм опустился на одно колено, не решаясь поцеловать руку королевы. Она сама протянула ее ему и печально промолвила:

– Прощая, я могу получить прощение.

– Это был не я, – пробормотал Ришенхайм. – Руперт заставил меня, я не мог ему противиться.

– Вы поедете со мной во дворец? – в третий раз спросила королева, убрав руку, но улыбаясь.

Я рискнул вмешаться:

– Граф Люцау- Ришенхайм знает многое, что неизвестно большинству, мадам.

Королева повернулась ко мне с достоинством:

– Графу Люцау-Ришенхайму можно доверять. Мы не просим его действовать против своего кузена. Мы просим только о молчании.

– Да, но какие у нас гарантии?

– Его честное слово, граф.

Я знал, что, именуя меня графом, королева выражает свое недовольство, так как, если не считать официальных церемоний, она всегда называла меня Фрицем.

– Рассчитывать на его честное слово… – начал я.

– Он прав, – сказал Ришенхайм.

– Нет, он не прав, – с улыбкой возразила королева. – Граф сдержит слово, данное мне.

Ришенхайм посмотрел на нее, потом повернулся ко мне и тихо сказал:

– Клянусь Богом, я его сдержу, Тарленхайм. Я буду служить королеве, чем могу…

– Граф, – любезно промолвила королева, – вы облегчили бремя, лежащее у меня на душе, так как я больше не чувствую, что ваша честь запятнана из-за меня. Мы вместе отправимся во дворец.

Мне ничего не оставалось, как только довериться Ришенхайму.

– Тогда я посмотрю, готова ли карета, – сказал я.

– Да, идите, Фриц, – кивнула королева.

Но когда я проходил мимо нее, она остановила меня и шепнула:

– Покажите, что вы доверяете ему.

Я подошел к Ришенхайму и протянул ему руку, которую он крепко пожал.

Выйдя из комнаты, я обнаружил Берненштейна сидящим на скамье в холле. Лейтенант внимательно обследовал свой револьвер.

– Можете его спрятать, – сказал я, с трудом представляя, как он обменяется рукопожатием с Ришенхаймом. – Граф больше не пленник – теперь он один из нас.

– Черта с два! – крикнул Берненштейн, вскочив на ноги.

Я кратко рассказал ему, как королева превратила орудие Руперта в своего слугу.

– Полагаю, он сдержит слово, – добавил я, хотя охотно обошелся бы без его помощи.