Алексей Грай - Золото друидов

А потом в совершенном безмолвии уселись внизу ждать меня.

Старик сделал из кубка долгий протяжный глоток и некоторое время молчал, переживая испытанный когда-то ужас.

— В общем, восход я встретил на крыше загона, который собирался обокрасть.

Я провел в плену у того вальха несколько месяцев. Меня нагружали разной работой, но в целом не перетруждали. Вальх держал меня за диковинку и любил показывать гостям с непременным рассказом, как его отчаянные псы загнали северного варвара на крышу сарая. Моей обязанностью было в лицах изображать пережитый ужас. Гости, цокая языками, хвалили псов. Мол, такие собаки делают честь их хозяину и всей местности. — Старик оскаблился.

— Потом на него напал сосед, еще недавно рассуждавший, как хороши хозяйские псы. Атака была внезапной, нападавшие успели ворваться в распахнутые ворота. Началась резня. Пользуясь сумятицей, я успел ускользнуть. На бегу обернувшись, я видел, как выпущенные из загона собаки сражались вместе с защитниками, и их зубы наносили врагу едва ли не больший урон, чем мечи и копья воинов.

— Вот так, — подытожил старик, — а ты спрашиваешь, почему это я их не люблю.

Окружившие старика хирдманы обоих вождей зашумели довольные историей. Некоторое время стоял веселый гомон, полный предложений натравить одного из псов на волка, а лучше медведя и посмотреть, что выйдет. Убе предложил открыть сарай и пустить туда Торгейра. Однако, подумав, заметил, что раз эти твари такие умные, то есть это вряд ли станут. Слишком уж велик шанс получить несварение желудка.

При этих словах один из хирдманов Эйнара, темноволосый мужчина лет тридцати усмехнулся и заметил, что твари действительно очень умные, а еще любят пошутить.

— У моего знакомого такой случай был. Они отрядом через большую деревню шли. Почти маленький городок. То ли наступали, то ли отступали. Жители, как водится, разбежались. Ребята, как водится, предались грабежу. Все мало-мальски ценное вальхи, как водится, забрали с собой, но выпивка для самых быстрых и носастых все равно нашлась. А знакомый как раз из таких. И вот идут они по улице, мой дружок позади. Спотыкается. Песни орет. Хорошо ему. И вдруг откуда-то из-за домов шавка мелкая, несуразная. Уши обвислые, лапы короткие, окрас пестрый. Давай ему под ноги бросаться, за штаны теребить. Лает, а у самой голос писклявый, противный. Он ее пинать — попасть не может. То ли она тварь верткая, то ли он пьяный. А знакомец мой и в трезвом-то виде здравым умом и железной выдержкой не отличался, а тут еще брага в голове бродит. Довела, в общем. Погнался он за ней. Шавка от него летит, хвостом вертит, скулит, вроде как в ужасе. Грязь во все стороны. Остальные ржут, чуть по земле не катаются. А псина та сначала из стороны в сторону попетляла, прям, как заяц, а потом меж домов рванула. А парень увлекся уже, охотничий инстинкт взыграл, и тормози — не остановится. И вылетают они знатчитца в тупичок между домами. Тут шавка разворачивается, и зубы скалит. Друг сначала чуть со смеху не покатился, нож с пояса потянул, а потом за спину-то ей глянул, а там десяток вот таких вот монстров сидит, ждет, когда манок добычу приведет. И морды, как ты там выразился, препаскуднейшие. Как он от них убег, сам потом объяснить не мог. Одно сказал, что знает теперь, как себя зайчишка чувствует, когда ему серый волчара в самое ухо дышит.

К своим принесся, те в мечи. Псы в десятке шагов встали и лыбятся аж до самых десен. Кто-то лук потянул. Так эти твари ждать, пока он тетиву натянет, не стали, спокойно так развернулись и меж хижин растаяли. Иди ищи кому охота.

— Раз убег, значит не особо то они его и поймать хотели, — процедил сквозь зубы старик. — Так больше покуражиться, северянина среди домов погонять.

— Деревню то за это, конечно, потом сожгли, — довольно констатировал Торгейр.

— Зачем ее жечь? — удивился рассказчик.

— Как зачем? — Забияка аж опешил от такого вопроса. — Чтобы проучить. Чтобы впредь неповадно было.

— Сразу видно вестландцы. Все, что не съедим, то понадкусаем. Что не надкусывается — обслюнявим. Что не слюнявится — сожжем. Никакой хозяйственности. А смысл им в этом? — Как маленькому ребенку принялся объяснять чернявый. — Они через ту деревню в следующий год еще раза четыре туда-сюда ходили. То наступали, то отступали. Меж домов, в которых хоть иногда что плохо укрытое найти можно, или от дождя спрятаться. Всяк ходить лучше, чем по пепелищу. И с собаками эпизод больше не повторялся. Потом как-то выяснилось, что они много кого так подловили. Благо место людное было, постоянно кто-то на кого-то наступал. Одного дружинника, дана, вообще, говорят, в луже прятаться заставили, свиньей притворяться.

Хирдманы зашлись в многоголосом хохоте.

— А ты сам-то откуда, хозяйственный ты наш? — Недобро прищурился Торгейр.

— Из Раумарики, что в Эстланде?

— Южанин что ли? То-то я смотрю такой темный.

— На себя посмотри. — Беззлобно ответил куда как более темному Торгрейру раум. хирдманы довольно заржали.

Смуглое лицо полукровки еще более потемнело. Рука как бы невзначай потянулась к лежащему на столе ножу.

— Гейр, — обманчиво мягко протянул подошедший к Забияке со спины конунг. — Ты как среди бойцов моего дяди оказался, раум?

— Эхо войны. Когда Хальвдан Черный земли под себя греб, семья моя с ним чего-то не поделила. Вот и пришлось однажды посреди ночи в ладьи прыгать и сюда плыть. Я тогда совсем молодым был, подросток еще. Ну да чувствую, скоро здесь таких беглецов много будет, если о его сыне правду бают. Я уж поначалу было подумал, вы здесь по той же причине. Благо на Зеленом острове со времен Тургейса объединителей, — это слово он почти выплюнул, — слава богам не бывало. Олав Белый, что сейчас в Дублине сидит, за порядком, конечно, смотрит, но с земель вроде не гонит никого, да и не берет на себя слишком много.

— Ты ошибся, мы не из таких, — сухо отрезал конунг.

Эстландец лишь молча пожал плечами.

— Хм. Тургейс? Кажется, я слышал это имя на севере? — задумчиво произнес Ульф.

— Было бы удивительно, если бы ты его не слышал. Это, пожалуй, самый известный конунг, что ступал на землю этого острова. Ни до не после него не было человека, которого бы так боялись и уважали что вальхи, что норвежцы, что даны.

— Хм. Но рассказы о нем больше напоминали бабьи сказки. По ним выходит, что он едва ли не в одиночку захватил весь остров.

Конечно, не в одиночку. И не совсем весь остров, но больше чем кто-либо до или после него. Но про это тебе лучше у Старого Гутхурма спросить, он это все живьем видел.

Взгляды вновь обратились на сидевшего рядом с Хьялем старика.

Тот молча протянул Хьялю кубок, показывая, что его необходимо наполнить.

— Лей доверху, парень, история будет долгой.