Алексей Грай - Золото друидов

Изрядно отхлебнув, Старый Гутхурм начал рассказ. Речь его стала совсем другой нежели, когда он рассказывал, как ночевал на крыше загона для скота. Более размеренной и торжественной. Правда, заковыристых оборотов в ней не убавилось.

— Чтобы вы лучше поняли его деяния, я начну с самого начала. С тех пор как северяне пришли на эту землю.

Первыми на острове высадились викинги из западных фюльков. Им здесь понравилось. Много монастырей, богатые прибрежные деревни. Здесь тогда было раздолье. Местные слишком заняты друг другом, чтобы еще и берега охранять, да и не их шлюпкам с драккарами тягаться. Но то были обычные набеги, наскочили, попрыгали с ладей, похватали, что плохо лежит, и на корабль. Редко кто лез вглубь острова, хоть реки здесь будто созданы для подобных предприятий.

Селиться то здесь начали только через пару десятков лет. На севере тогда с землей совсем туго стало. Скалистые берега обросли усадьбами, больше похожими на крепости, за которыми пережидали опасность северные вожди. Норвежцы тогда здесь чувствовали себя здесь как бы гостями. Вокруг кипели местные свары и, казалось, никому нет особого дела до новых соседей. Хотя отходить далеко от этих крепостей и не стоило. Слишком уж часто пропадали и отдельные люди и целые отряды.

А еще почти через тридцать лет на остров прибыл Тургейс. Младший сын какого-то конунга из Хердаланда. Пара дырявых ладей, дружина в несколько десятков человек. Но вот что в нем такое было, что люди ему подчинялись. Тургейс решил подмять под себя всю страну. Он был уверен в способности захватить землю и удержать ее и смог убедить других. Вокруг Тургейса объединились наиболее одиозные из пытавшихся закрепиться на этой земле северных вождей. Те, которым надоело, что их люди не могут отходить от крепостей больше чем на дневной переход. И началась война.

Тургейс был талантливым полководцем, а еще Тургейс был сумасшедшим. Это вам любой из тех, кто его знал, подтвердит. Он считал себя то ли избранным жрецом, то ли потомком, то ли вообще воплощением Одина. По-моему сам до конца не определился. Вальхи, да и большинство северян, панически боялись его и, надо сказать, у них были все причины. Тургейс подчистую вырезал сопротивляющиеся города. Пленных вещал на деревьях по старому обычаю. Пощады не было никому. Монастыри Тургейс превращал в капища и приносил в них жертвы Одину, для чего использовал зачастую их же монахов. Себя он провозгласил верховным жрецом, а свою не менее сумасшедшую женушку верховной жрицей острова. За те несколько лет, что у него были, Тургейс сумел полностью подчинить себе весь север и отрезал его от остальных земель линией укреплений, протянувшейся на многие сотни миль.

За несколько лет Тургейс добился того, чего не могли достигнуть все его предшественники почти за полстолетия. Но чем больше он получал, тем сильнее разгорался огонь сжигавшего его безумия. Наконец оно стало казаться опасным даже его сторонникам, особенно из числа примкнувших к нему уже здесь, на острове. Во многом в этом виноват был он сам. Тургейс требовал беспрекословного подчинения, что было непривычно свободолюбивым северным вождям, и не прощал даже самых незначительных ошибок. А наказание у Тургейса было одно — смерть.

В общем, вскоре созрела целая паутина заговоров. Причем каждый из заговорщиков мнил, что после гибели Тургейса сможет занять его место во главе созданной им державы.

Так до конца и неясно, как он погиб. Каких только небылиц не рассказывают на этот счет. Но в любой из версий смерть Тургейса выглядит странно.

Старик поднял кубок, будто предлагая выпить за знаменитого безумца, и с серьезно-торжественным видом приложился к пиву. Хозяева и гости последовали его примеру.

— Как и следовало ожидать, после его смерти началось большое немирье. — Продолжил рассказывать Гутхурм. — Северные вожди, бывшие сподвижники Тургейса, так увлеклись борьбой за власть, что совершенно забыли о вальхах. А зря. Ни один из тех, кто называл себя наследником Тургейса, не вызывал и десятой части уважения, а главное страха, что вызывал объединитель. Сохранившие независимость местные короли в кои-то веки объединили силы, не замедлили восстать и присягнувшие Тургейсу на верность роды. Тогда на северян разом ополчился весь остров. Ни до, ни после такого не бывало. Нас, а мне тогда было чуть больше двадцати, гнали как зверей до самого побережья и почти скинули в море. Но как всегда, когда победа была уже у них в руках, вальхи начали делить уже по их мысли принадлежащую им добычу, власть и земли. Натиск ослаб, и мы, запершись в прибрежных крепостях, смогли собраться с силами. Вскоре среди местных происходило то же самое, что за несколько месяцев до этого среди северян. Междоусобицы. Убийства. Засады. Предательства. Грабеж и резня. У наших не слишком-то умных вожаков хватило ума хотя бы дождаться гибели Тургейса, вальхам не хватило ума даже доразобраться с нами. Наоборот, казалось, что наше бессилие лишь подогревало, подбрасывало топлива в костер их вражды. Видимо они так привыкли к наличию сильного врага, что не смогли жить в неожиданно свалившемся мире, и принялись истреблять друг друга. Мы же сидели в крепостях и ждали, а с севера беспрестанно шли ладьи с родней и друзьями. За прошедший год мы почти восстановили силы, в то время как вальхи вконец измотали друг друга. Среди наших вождей наученных горькими уроком царило редкое единодушие. По весне мы вышли из крепостей и двинулись по рекам, сея вокруг смерть и разрушение. Остров почти стал нашим, но тут морской прилив подобно высохшему дерьму прибил к этим берегам проклятых данов.

Глаза старика зажглись недобрым огнем.

— К тому времени пожива в других землях еще более оскудела, к тому же эти стервятники прослышали о здешних неурядицах. Приди они на год раньше, и нам бы пришел конец, но даны опоздали. И все же это был сильный удар. Они с ходу захватили Дублин и предъявили права на золото и землю. Мы объяснили им, куда они могут засунуть свои права. Следующим летом мы и богомерзкие даны сошлись у Карлингсфорда. Битва началась с восходом солнца и длилась до самого заката. К тому моменту, как тьма разъединила сражающиеся стороны, пало несколько тысяч воинов с обеих сторон. Мы потерпели поражение.

Борьба продолжалась. Удача была то на их стороне, то на нашей. Даны на первых порах заключили с местными вождьками мир, но не смогли удержаться от грабежа, и вскоре были одновременно вынуждены сражаться и против нас и против вальхов. Впрочем, то же самое приходилось делать и нам. Удивительно, но в тот период междоусобицы внутри воюющих сторон не только не прекратились, но и еще более усилились. Побережье, а к тому времени мы уже и думать забыли о внутренних районах страны, напоминало яркое лоскутное одеяло из перемежающихся владений разных сторон, которые нередко за какой-то месяц по несколько раз переходили из рук в руки. Через три года такой жизни все были смертельно вымотаны.