Алексей Грай - Золото друидов

— Думаешь, это глупо?

— Совсем нет.

— Вот и хорошо.

Тристан ждал его за частоколом. За спиной сына Эйнара висел объемистый мешок.

— Ну что, готов?

— Угу.

Перейти реку действительно оказалось несложно. В самом глубоком месте вода едва доставала Хьялю до колен. Правда, холодная до ломоты, да и течение сильное. Так что ступил на твердую почву Хьяль с нескрываемой радостью.

На вершине этого холма не было ни частокола, ни статуй. Лишь закрытый со всех сторон куб из белесых поросших мхом каменных плит. Каждая почти в человеческий рост плиты испещрены многими десятками рисунков. Одни изображения процарапаны чем-то острым, другие нанесены некогда яркими, но сейчас поблекшими от времени, полу стершимися красками, третьи вообще представляют собой мазки въевшейся в камень сажи. Круги и свастики. Символы небесных светил. Ломанные линии рек и морей.

Корабли с распущенными парусами и растопыренными веслами. Ряды людей с топорами, щитами и восставшими фаллосами. Звери. Птицы. Даже изгнанные святым Патриком с острова змеи. Рисунки так густо покрывают камни, что на них почти нет свободного от царапин, красок и сажи пространства. Перед кубом лежит каменная плита, на которую Тристан бережно и осторожно возложил подарки северян — хлеб и сало. Хьяль молча наблюдал за ним. Слабый ветерок игриво шелестел густо покрывающей вершину холма травой.

— Не боишься навлечь на себя гнев наших богов? — осторожно спросил скальд, когда они возвращались.

— Я не присягал вашим богам, — ответил Тристан, и Хьяль вспомнил, что сын Эйнара стоял в стороне, пока остальные молились у святилища.

— Тогда христианскому богу. Слышал, он еще более ревнив, чем Один или Тор.

— У меня сложные отношения с Распятым, и я молюсь не ему, — уклончиво ответил Тристан.

Тристан вновь заговорил, лишь когда они спустились к самому подножию холма.

— Это святилище было построено еще до прихода на остров племен Дану.

— Племен Дану? — В гостях у Эйнара Хьяль слышал легенды об этих полубогах, что столетия назад высадились на остров с украшенных птичьими головами кораблей.

— Думаешь, северяне первые завоеватели острова. Ха. Еще до того как сюда пришел народ, который вы называете вальхами, здесь жило другое племя. Коренастое, темноволосое и темнокожее. Оно называло себя Фир Болг. Фир Болг поклонялось другим богам. Темным богам, которых вальхи, считающие себя народом богини Дану, называли фоморами. Многие из фоморов были чудовищными великанами, некоторые, наоборот, на диво хороши собой. Вот только злобы и коварства хватало и у тех и у других. Когда два народа сцепились за остров, боги сражались вместе с ними. Две битвы на равнине Маг Туиред — битва племен и битва богов, в которой солнечный Луг из Дану убил отравляющего взглядом Балора. Старые хозяева острова потерпели поражение и были вынуждены уступить страну предкам вальхов. Фоморы ушли частью на острова, что затеряны в океане, частью в подземный мир. Племя Фир Болг попряталось среди лесов, болот и гор, продолжая неравную борьбу с новыми владыками острова. То, что ты видел на холме, явно, построено не вальхами. Хотя, может быть, даже и не Фир Болг. До Фир Болг здесь жили другие народы — о них известно очень мало. Достоверно, пожалуй, лишь, что они были. Фир Болг убивали и преследовали их так же, как потом вальхи преследовали и убивали Фир Болг. Так же, как сейчас вальхов преследуете и убиваете вы, выходцы с севера. Так что, вы не первые захватчики на этой земле.

— Знаешь, — сухо заметил Хьяль. — После всего, что я здесь увидел, мне кажется, мы не слишком-то большой вред для этой страны. С учетом, сколько столетий здесь кто-то кого-то преследует и убивает, она может и не замечать нашего присутствия.

— Может быть. Может быть. Вот только по мне так лучше бы вас здесь не было.

Хьяль удивился подобным словам из уст потомка одного из завоевателей, но промолчал.

Они догнали кряхтящих от натуги, тащащих тяжеленные ладьи на плечах людей уже почти у самого конца отмелей, когда до глубокой воды осталось несколько десятков шагов. Отдыхивающийся, матерящийся через слово Торгейр не преминул высказаться по поводу «всяких лентяев», но вопросы, как ни странно, задавать не стал. Ничего не спрашивал и отправивший их на другой берег конунг.

За линией порогов окружающий мир опять изменился. Широкая река лениво катила воды среди низких покатых холмов, на вершинах которых черной полосой темнеют густые, непролазные леса.

Когда они плыли среди бесплодных земель, все вокруг казалось вымершим. Это было какое-то понимание, глубинное ощущение того, что люди, да и сама жизнь замерли, опасаясь лишний раз вздохнуть из-за боязни насилия и смерти.

Здесь никто не пускал в них стрелы, но и страха в окружающем мире не чувствовалось. Эта земля была уверена в себе. На многих холмах и врезающихся в реку, заросших травой зеленых мысах стояли даже в солнечный день излучающие холод каменные дольмены и покосившиеся от времени, но при этом несущие какую-то незримую, едва ощутимую атмосферу человеческого присутствия башни. От кромлехов на вершинах веяло древностью и силой. Лес шумел тысячью звериных и птичьих голосов. Здесь Хьяля постоянно преследовало ощущение, что за ними следят. Следят неотрывно, ни на мгновенье не выпуская из поля зрения, дожидаясь, когда они расслабятся и совершат ошибку. Видимо, что-то подобное чувствовали и остальные хирдманы. Люди нервничали, были напряжены, постоянно срывались и вступали в перепалки по пустяками. Не раз и не два скальд замечал, как еще недавно беспечные воины скользят глазами по берегу, выискивая в темной непроглядной стене леса признаки скрытой опасности.

Но берега безмолвствовали. Только пару раз им удавалось увидеть лодки, исчезающие в узкой протоке или густо заросшей камышами заводи. Оба раза Тристан настоятельно советовал сделать вид, что они не обратили на людей внимания, и тем более не преследовать их.

А еще, то здесь, то там на берегу встречались колья с пялящимися на реку пустотой глазниц человеческими черепами, иногда еще сохраняющими остатки длинных светлых волос.

Ночами кто-то крутился вокруг лагеря. Первое время это было лишь ощущение, но после того, как решившему проверить, почему это посреди ночи в кустах ни с того ни с сего хрустнул сучок, Хререку ножом располосовали бедро, хирдманы убедились — охватившие их дурные предчувствия не просто плод разыгравшегося воображения.

Стоя в предрассветном тумане над орущим и проклинающим все на свете юнцом, конунг хмуро слушал пояснения Тристана.

— Здесь вас рассматривают скорее как добычу, нежели внезапно привалившее развлечение. И уж тем более не видят в вас безжалостных убийц и охотников на людей, которых стоит бояться. Они здесь сами охотники на людей и попутно безжалостные убийцы. Так что, на твоем месте конунг, я бы с одной стороны усилил караулы, с другой — запретил людям ползать по кустам с внезапными проверками. В следующий раз такого любопытного попросту убьют.