Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Что нужно, дабы привести Отто в чувство, продолжает император, это встряхнуть его, отвлечь от изнуряющих государственных дел. И принцесса Кральта — та самая девчонка, которой подобное по силам. Ей следует в строжайшей тайне посетить имение Бисмарка, захватив с собой только горничную и одежды на неделю. Агенты отвезут ее на вокзал, посадят в забронированное купе, встретят по прибытии, организуют перевозку багажа и позаботятся обо всех расходах. Муж будет убран с дороги еще до ее отъезда — император отошлет его в Берлин с поручением, которое займет все время до возвращения Кральты на курорт. О ее визите никому нельзя проговориться ни полусловом; ни единого намека на участие кайзера.

Бловиц сделал паузу.

— Она согласилась без малейшего колебания.

— Постойте-ка! — говорю. — Не хотите ли вы сказать, что германский император, высочайший кайзер Фатерланда, сводничал для Бисмарка? Да идите вы!

— Я пересказываю, — оскорбленно заявляет Бловиц, — слово в слово все то, что мне сообщила принцесса. Не больше и не меньше, c`est tout [850].

— Черт побери, из рассказа следует, что ее послали — куда, кстати, в Шенхаузен? — с целью взбодрить Отто до рабочего состояния!

— Что значит «взбодрить»? И про Шенхаузен она тоже не упоминала. Могу я продолжить?

— Ах, извольте! Я весь внимание!

— Кральта едет к Бисмарку. Тот спрашивает: «Вас император прислал?» Она отнекивается, приехала, мол, посмотреть, как такой великий человек примет ничтожную гостью, рискнувшую нарушить одиночество льва — это ее точные слова. Канцлер смеется и выражает надежду, что визит не окажется кратким, после чего, — продолжает Бловиц с каменным лицом, — помогает ей избавиться от «излишних предметов одежды» (опять ее прямая речь), выражая при этом искреннее веселье.

Журналист пожал плечами, откинулся в кресле и налил себе коньяку.

— Ну, продолжайте же, приятель! Что еще она вам сказала?

— Только что, когда визит подошел к концу, канцлер, усаживая ее в ландо, заявил: «Я рад был забыть на время про мировые проблемы». Принцесса возвращается на воды, вскоре из Берлина приезжает муж, император от всей души благодарит Кральту за сохранение мира в Европе.

Бловиц поболтал коньяк и вдохнул аромат.

— Вот, мальчик мой, и вся история дамы.

— Да чтоб мне провалиться! Рассказ не из тех, что публикуют у вас в «Таймс»! Вы ей верите?

— Без сомнения. Какая женщина сумеет выдумать подобную историю? Кроме того, я способен определить, когда меня обманывают.

Я и сам склонен был поверить, хотя роль императора выглядела слегка притянутой за уши. Но тем не менее Бловиц верит, что недельный разврат с венценосной вертихвосткой привел Отто в норму и вернул государственный корабль на правильный курс, да и почему бы нет? В этом весь Бисмарк — в молодые годы в Шенхаузене его числили быком-производителем; не исключено, что он остался верен себе и на седьмом десятке. Что ж, любопытная сплетня, к тому же подтверждающая склонность заносчивой принцессы Кральты полакомиться дичинкой. Поразмыслить, так у Бловица просто дар отыскивать девиц, распутствующих во имя отчизны, не правда ли? И представлять их мне, храни его Господи. Отлично, отлично. Я вернулся к сути вопроса, сделавшейся вдруг совершенно ясной.

— Прекрасно, Блов, очень благодарен, что вы обрисовали мне портрет этой леди, — говорю. — Очень содержательно, возможно, даже полезно. Естественно, — беззаботно продолжаю я, — секрет, который она может выведать исключительно у меня, касается того, что до смерти хочется узнать Бисмарку — как вам удалось прежде времени заполучить мирный договор. Не так ли?

На мгновение его будто ошарашило. Голубые глаза выкатились, челюсть отпала. Потом француз расхохотался.

~ Ох, вам бы родиться журналистом! — восклицает. — А я-то рассчитывал сразить вас своим denouement [851]! Как вы догадались?

— Бросьте, какой же еще секрет может ее волновать? Но если вы хотите все рассказать ей, то почему не сделаете этого сами?

Я едва не добавил, что он мог потребовать за это весьма приятное вознаграждение — как при случае намеревался поступить сам, — но сообразил, что это не в его стиле. Странный фрукт, этот Бловиц: всей душой стремится доставить мне плотские удовольствия — прошлое тому порукой, — сам же целомудрен, как монах. Репортер серьезно посмотрел на меня.

— Я отвечу, — с расстановкой произносит он. — Исповедь принцессы о визите к князю Бисмарку глубоко тронула меня «Еп fait [852], — говорит она мне, — я вверяю вам ma confiance, свою женскую честь; я передаю ее в ваши руки, Бловиц». Ах, дорогой мой `Арри, quel geste [853]! Какое доверие, какое доказательстве преданной привязанности!

Тут он, ей-богу, принялся тереть глаза.

—... От такой женщины: светской, интеллигентной, чувственной! Это не могло не пробудить в моей душе благодарного отклика. Поступок дает ей право требовать от меня равного доказательства моей дружбы, моего доверия ей. Вы поймете, друг мой, уверяю вас.

Хм, совсем неуверен, но я ведь не сентиментальный богемец, в конце концов. Бловиц тяжело вздохнул, издав звук, как у старой клячи, выпускающей газы.

— Когда принцесса возобновила расспросы, я не смог отказывать ей долее. Это значило порадовать ее, так как она сможет отблагодарить князя Бисмарка, мне же не принесет никакого вреда. И я решил рассказать ей.

Бловиц сделал еще глоток и наклонился поближе; на лице его появилось трагическое выражение, будто он излагал страшную историю про призраков.

— Мы сидим в ее салоне, на софе, что стоит у большого зеркала, закрывающего заднюю стену. В салоне полумрак, шторы опущены, единственный свет льется от канделябра на столе перед нами. Когда я приготовился заговорить, одна из свечей начинает мерцать. Я удивлен. Все двери и окна закрыты, откуда же взялся сквозняк? Я поворачиваюсь на софе, и легкий зефир из вентиляционной отдушины касается моей щеки. «Что это означает?» — спрашиваю я себя. А в следующий момент понимаю все!

Никогда не увидеть вам такой отвратительной театральщины: руки вскинуты, глаза и рот раскрыты — хуже Ирвинга [854], услышавшего колокола. Потом он подскакивает, как спятившая мартышка, воздев перст.

— Я понимаю, что пал жертвой предательства, которое ненавижу превыше всего на свете! Я внимательно осматриваю зеркало за спиной! И что я вижу как не отверстие, открывшееся в стекле! Вот! За зеркалом прячется человек, свидетель, фиксирующий все мои слова! Я встаю, указываю на мерцающую свечу, потом на просверленное зеркало. Как раз в этот миг принцесса протягивает руку, дабы передвинуть подсвечник. «Слишком поздно, мадам! — кричу я. — Мне все ясно!» Она жмет кнопку электрического звонка, открывается дверь, входит дворецкий, Кральта молча указывает мне на дверь. Я кланяюсь и выхожу. Покидаю дом.