Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Бловиц резко замолчал, ожидающе поглядев на меня, и я заметил, что, судя по такому захватывающему обороту, удивлен, как это в холле на него не набросилось пятеро злодеев в масках и со стилетами. Он сухо отрезал, что никто на него не набросился, но разочарование, пережитое из-за ее низкого коварства, ранило похуже кинжала. Я заикнулся, что вынес из предыдущего разговора убеждение о сохраняющихся между ними, вопреки всему, неплохих отношениях. Журналист возмущенно фыркнул.

— Que voulez-vous [855]? Неужели я из тех, кто способен держать зло на прекрасную женщину? Действительно, наши отношения сделались прохладными на некоторое время, пока несколько недель тому назад принцесса вдруг не обратилась с покорнейшей просьбой посетить ее. Она сказала, что исключительная важность моего секрета вынудила ее приготовить свидетеля. Раскаяние дамы было таким искренним и трогательным, что я тут же растаял. Тогда Кральта признается, что собирается попросить меня об услуге. Не говорил ли я, мол, ей как-то, что среди моих знакомых числится знаменитый сэр Гарри Флэшмен? Я отвечаю, что вы лучший мой друг. Тогда она вздыхает — о, что это был за вздох! — и восклицает: «Ах, этот герой! Как хотела бы я повстречаться с ним!» Я уверяю ее, что это легко устроить, и тут мне приходит в голову мысль: какая прекрасная возможность отплатить вам, шер `Арри, за огромную услугу, оказанную мне в Берлине. «Сложилось так, — говорю я ей, — что сэр Гарри также владеет секретом берлинского договора. И если вы опробуете на нем свои чары, он наверняка не устоит». Друг мой, принцесса была вне себя от радости и стала побуждать меня организовать все без промедления.

Бловиц улыбнулся, оглаживая баки.

— Легко угадать мои мысли: не сомневаясь в вашей способности покорить леди, уже воспылавшую к вам интересом, я полагаю, не будет большого вреда в том, если вы ответите на вопрос, имеющий для нее такую важность. Сдается, вам не претит идея... поддаться чарам, non?

Я вглядывался в это невинно-коварное лицо и размышлял.

— Пронырливый вы дьяволенок, да, Блов? Знаете ведь, чем ей придется заплатить мне за секрет, и решили, пользуясь случаем, сквитаться с ней за тот грешок?

— Дорогой друг! Ах, но это нечестно! Это когда я не держал иной мысли, кроме как угодить вам! О, может статься, я намереваюсь также немножко отомстить la Grande Princesse, отдав ее на волю человека, которого не сравнить с сентиментальным простачком Бловицем. Но кто знает, — хихикнул он, — быть может, это ей даже понравится?

— Если вы подразумеваете, что Флэши покажется приятной переменой после Отто Бисмарка, то я польщен, — отвечаю я и спрашиваю, когда же придет час встречи с дамой.

Бловиц опять сделался загадочным и объявил, что знакомство намечено на завтрашний вечер, но где — не сказал.

— Имейте терпение, друг мой. Хочу, чтобы рандеву стало для вас сюрпризом, как вы говорите, приятной неожиданностью — это мой petit cadeau [856] для вас. Поверьте, это очень романтическое место для встречи, — ах, нет слов! Вам понравится, обещаю, и мне хоть отчасти удастся возвратить свой долг за Берлин.

Мне оставалось лишь улыбнуться и согласиться, что я буду ждать следующим вечером в своем отеле «Чатэм» с собранным саквояжем. Его реплика про Берлин напомнила мне о Каприз, но Бловиц не видал ее уже сто лет.

— После конгресса, как я слышал, она побывала в Риме и Вене, но больше мне ничего не известно, что и неудивительно, поскольку работа ее по-прежнему, насколько понимаю, носит тайный характер. Ах, у нее настоящий дар к интригам, у нашей la petite Caprice [857]! Ей явно стоит выйти замуж за подающего надежды дипломата — тогда ее талант развернется во всей красе, не правда ли?

Оглядываясь назад, я склонен считать, что «приятная неожиданность» Бловицу удалась. Так часто бывает в самом начале, а инаугурацию, состоявшуюся тем воскресным вечером в Париже, можно назвать исторической — на их, лягушачий, лад. Если я не был должным образом впечатлен, в этом отчасти повинен сам Бловиц — одного вечера в его обществе хватило мне с лихвой, а энтузиазм богемца по поводу своего «petit cadeau» оказался таким, что уже заранее набил оскомину, да и бесцельно проведенный в отеле день не улучшил настроения. Легкое беспокойство, донимавшее меня всю дорогу через Ла-Манш, вернулось, как это бывает всякий раз, когда я не понимаю, во что или ради чего меня втягивают. Поэтому, когда с наступлением сумерек Бловиц заехал за мной в «Чатэм», я отправился с ним с горбом сомнений за плечами — и оный становился только тяжелее из-за того, что здравый смысл говорил об абсурдности всяких страхов.

Бловиц пребывал в превосходном расположении духа. Горячо поприветствовав меня, он приказал кэбмену поспешить к Страсбургской площади. Все мои расспросы журналист отклонял с твердостью, заставлявшей меня скребыхать зубами: все, мол, откроется в свое время; да, для встречи с принцессой Кральтой нам предстоит проделать небольшое путешествие, но все организовано, и меня транспортируют не одним даже, а несколькими способами. Последнее сопровождалось истерическим смешком, после чего подпрыгивающий на сиденье богемец в очередной раз побудил кучера поторопиться. Я подавил сильное желание вышвырнуть своего несносного приятеля из экипажа и стал утешать себя мыслью, что в завершение меня ждет лакомый кусочек голубых кровей — образ лошадиного лица и шикарной фигуры преследовал меня весь день, соревнуясь со смутным беспокойством. Теперь, когда мечты обещали вот-вот обратиться явью, я стал ощущать растущее нетерпение.

За несколько минут до семи мы промчались сквозь арочные двери вокзала Гар-де-л`Эст. Бловиц потребовал носильщиков и увлек меня к главному залу. Выходит, наше «маленькое путешествие» состоится на поезде, из чего следует вывод, что особняк мадам находится в одном из фешенебельных пригородов столицы.

Народу на вокзале было многовато для воскресного вечера. В свете электрических фонарей мельтешили целые толпы, но Бловиц прокладывал свой путь, словно буксир, тянущий океанское судно. Отчаянно жестикулируя, он с обычной своей помпезностью представился какой-то мелкой шишке в синем кителе, после чего тот препроводил нас за барьер, отделяющий менее людную платформу, где у стоящего поезда ждали группки пассажиров и облаченных в униформы служащих. Все взоры были обращены на состав, который, обязан признать, выглядел весьма опрятно и весь блестел, отливая в свете огней синим и золотым, но в остальном казался типичным поездом. Вырывающийся из машины пар наполнял окрестности характерным для железной дороги резким ароматом, носильщики деловито сновали у пяти длинных вагонов, занавески одного из которых были отдернуты, открывая взгляду роскошную розовую обивку обеденного салона. В то же время ощущалось нечто необычное в молчаливости этих носильщиков, в возбуждении толпы, наблюдающей из-за барьера, в напряженном ожидании небольших групп, расположившихся на платформе. Бловиц резко остановился, стиснув мою руку и пялясь на поезд как ребенок на новую игрушку.