Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Флэшмен, дружище! — он стиснул мою ладонь, как одержимый. — В последнюю минуту! Откуда вы узнали... Ах, разве вы могли не знать, конечно! Где вы пропадали? Мы со Стюартом потеряли всякую надежду!

Невероятным усилием воли мне удалось обрести голос.

— Я был за границей. В Австрии.

— В Австрии? — хохочет Гордон. — Какая же это заграница? Я скажу вам, что такое заграница — Африка! Вот это по-настоящему далеко!

Он улыбался, отказываясь верить в свою удачу.

— Не хотите ли сказать, что не знали о моем возвращении в Судан?

Чувствуя, как потроха наливаются свинцом, я затряс головой.

— Я только что сошел с поезда. Еду из Кале...

— Именно туда мы и отправляемся! Стюарт и я едем в Суаким. Он — мой начальник штаба, и попробуйте угадать, — тут он тыкает мне пальцем в грудь, — кого я больше всех на свете желал бы заполучить в качестве своего разведывательного бимбаши? А, Гарнет? Но вас нигде не могли сыскать — а тут вы буквально падаете с неба!.. Да еще и слыхом не слыхивали, что я отправляюсь!

— Назначение было подтверждено только сегодня, — вставляет Джо.

— Будь Флэшмен в Лондоне, он бы за неделю все пронюхал! — заявляет Гордон. — У него глаза и уши как у дервишского скаута, ей-ей! Как, по-вашему, он очутился здесь? Да просто инстинкт подсказал ему, что игра начинается, не так ли, приятель? Честное слово, мне казалось, что только мы, горцы, обладаем даром ясновидения!

Чарли придвинулся ближе, и чокнуто-загадочный блеск в его глазах подсказал мне, что Господь собирается принять участие в нашей беседе.

— Провидение направляло вас... Да-да, оно привело вас на эту платформу! И пусть никто не пытается убедить меня, что молитва не имеет силы!

Если бы она такую силу имела, я бы в ту минуту оказался уже в Австрии, в Уэльсе или, на худой конец, в Пэйсли. Где угодно, только подальше от этого опасного маньяка, ухватившего меня за рукав и не дававшего мне даже слова вставить. Я обвел растерянным взглядом присутствующих: Кембридж пучит глаза, Грэнвилл озадаченно улыбается, Стюарт восторженно удивляется, и только Джо проявляет милосердие, нахмурившись и кусая губу. От дикой нелепости происходящего я онемел, но Гордон, разумеется, не желал замечать ничего, кроме того, что он называл неожиданной удачей, эгоистичный пес. Это, мол, так здорово, такое счастливое предзнаменование... Тут, наконец, дар речи вернулся ко мне.

— Но я ведь только что приехал... Мне надо домой!

Любой нормальный человек хоть на миг внял бы этим протестам, но только не опьяненный энтузиазмом Гордон.

— В любое другое время, конечно! Но неужели вы допускаете, что я позволю вам улизнуть сейчас? В тот миг, когда сама Судьба препоручила вас в мои руки? — шутливо парировал он, но вдруг посерьезнел, ухватив меня за плащ. — Флэшмен, послушайте, это большое дело. Больше, чем в Китае даже. Возможно, больше чем что-либо со времен Мятежа [1013]. Пока еще трудно судить, но я знаю, что оно потребует от нас полного напряжения сил. Это будет самый жесткий переплет за всю мою жизнь... И мне не обойтись без вас, старый товарищ.

Гордон был на голову ниже ростом, и поэтому вперил в меня снизу вверх свой взгляд, перед которым любой почувствовал бы себя кроликом наедине с удавом.

— Послушайте, я понимаю, что все это внезапно, и обрушивается на вас ни с того ни с сего, но Махди тоже действует без промедления, и Осман Дигна [1014], поэтому каждая минута на счету! Подробно обсудим все в поезде, сейчас времени нет. Пока я даже не представляю, с чего начинать, разве что мы успеем добраться до Судана прежде, чем этот сумасшедший уничтожит его. Быть может, нам предстоит атаковать, быть может, обороняться, пока не знаю. И никто не знает, — он обвел взором остальных. — Но мне дана власть, Флэшмен, и я могу выбрать кого захочу.

Чарли отступил на шаг и снова улыбнулся.

— Я без колебаний прошу позволения его милости главнокомандующего, — кивок в сторону Кембриджа, — кабинета министров, — кивок Грэнвиллу, — и начальника штаба, — улыбка Джо, пытавшемуся вставить слово, — вновь зачислить на действительную службу сэра Гарри Флэшмена, и к чертям всякие установления и официальные каналы! Ну, что скажете, Гарри?

Прежде чем я успел открыть рот, заговорил Джо:

— Маленькая оговорка... — начал было он, но закончить ему не дали.

— Неужели ему требовались когда-то оговорки? Может быть, в Пекине, а, Гарнет? Или при Балаклаве, при Канпуре или в Кабуле? — Гордона и так трудно было назвать тихоголосым, а в возбуждении он практически перешел на крик, заставляли остальных пассажиров удивленно оглядываться на нас. — Все, что ему требуется — это приказ и свобода действий! Так ведь?

Момент был отчаянный, но неожиданность происходящего все еще лишала меня дара речи — таков, признаюсь, был эффект, который оказывал «Китаец», когда входил в раж. Он обрушивался на тебя, придавливая монолитом своего тщеславия, глухой ко всему, кроме собственных доводов. Всего пять минут назад я любовался хорошенькой спинкой, ожидая, пока Фред с Джинджером разыщут мой багаж, и вот этот пышущий рвением зелот уже задраконивает меня принять участие в бог весть каком отчаянном предприятии. И это Махди называют они фанатиком!

— Погодите-ка, Чарли! — выдавил я. — Мне... мне надо найти свои вещи, черт побери! И... и я не успел даже повидаться с женой и... и...

— Багаж можно переслать! Ха, да при вас есть все необходимое! И Уолсли может заглянуть к вам домой и передать извинения, правда, Гарнет? Да и не навсегда ведь мы уезжаем, верно? К тому же, насколько я знаю прекрасную Элспет, — весело продолжает Гордон, — она никогда не простит вам, если вы откажетесь! Будь она здесь, сама провожала бы мужа в поход!

Это, кстати сказать, святая правда. Долг для Элспет был превыше всего — особенно когда выполнять этот долг предстояло мне. Не раз и не два она выпроваживала меня в Индию. Со слезами, разумеется (хотя что она творила, отправив меня на жерла орудий, с теми ухмыляющимися лягушатниками после Мадагаскара, я даже представить боюсь). Но сейчас одна мысль о ней, находящейся всего в паре миль, о ее сияющей улыбке, о ее любящих голубых глазах, о радостном крике, с которым она побежит ко мне, такая прекрасная — во сто крат прекраснее всех этих сановных любовниц, на которых я растрачивал предыдущие недели... Нет, к черту Гордона, этого самовлюбленного безумца, пытающегося в буквальном смысле за пуговицу втянуть меня в свое жуткое предприятие! И только я приготовился топнуть ногой, как заговорил Кембридж.

— Ситуация необычная, — заявляет он и качает своей жирной башкой — но отнюдь не отрицательно. — Но даже так... Ладно, не будем ходить вокруг да около... если вы уверены, Гордон?

— Еще как уверен!

Конечно, он всегда был уверен, и вряд ли эту уверенность могли поколебать сомнения всего-навсего внука Георга III. Этот выскочка прямо-таки нахмурился на них — главнокомандующего, министра иностранных дел и величайшего солдата своего времени (который тащил за ним сумку, Господи спаси!) [1015]. И те оказались бессильны. Безропотно поглядев друг на друга и виновато — на меня, они пожали плечами: это ведь Гордон, мол. Любому другому подобное и на минуту не сошло бы с рук. Но никто другой, в конце концов, на такое бы и не отважился.