Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

И она пошла на это из-за одного только слова — «трус» (кабы ей знать, насколько оно было мной заслужено). Ну... и еще из любви к Гарри. О, я не слишком сентиментальный человек, но размышляя обо всем этом и глядя на нее, утирающую слезы... Черт, я был тронут. Немногие мужья удостаиваются такого доказательства верности, преданности и обожания, доходящих до степени безумия. Не хочу обзывать ее сумасшедшей, нет, но... трудно не согласиться, что чего-то у нее не хватает. Впрочем, чокнутая или нет, моя маленькая крошка заслуживала любых утешений, каковые я способен был дать ей. Я собирался уже заключить Элспет в объятья и утешить как... в голове у меня промелькнула одна мысль.

Она смотрела на меня, шмыгая в испуге покрасневшим носом.

— Ах, Гарри, простишь ли ты меня? О, почему ты смотришь так сурово? Ты презираешь свою крошку?

— Что? О, господи, нет! Презираю тебя? Побойся Бога, детка, я горжусь тобой!

И я стиснул ее, но несколько отстраненно.

— Это правда? Ах, дорогой, когда ты хмуришься... И я знаю, что поступила недостойно и... как не подобает леди... Как можешь ты гордиться мной? Ах, боюсь, ты презираешь меня! Прошу, дорогой, скажи, что это не так!

Элспет обхватила мое лицо ладонями, выстреливая своими мольбами в упор, что отнюдь не помогает думать. Я постарался придать голосу искренность и сердечность.

— Конечно, я не презираю тебя, глупышка! Это за то, что ты так ловко уделала Гордон-Камминга? С какой стати? Да это была самая блестящая военная хитрость со времен Торриш-Ведраш [1040], и...

— Торриш чего?

— ... и в этом нет ничего дурного, так что не забивай свою прелестную головку. Этот сноб получил поделом.

И это чертовски верно — нет наказания слишком сурового для человека, решившегося сказать правду о Флэши. Но это к слову...

— Ах, Гарри! — Элспет вся прильнула ко мне, обнимая за шею и едва не визжа от восторга. — Значит ты не сердишься, и я прощена? О, ты лучший, добрейший из мужей! — И принялась покрывать меня поцелуями. — Выходит, все хорошо?

— Совершенно. Лучше быть не может. Так что не стоит больше плакать, а то твой милый носик становится пунцовым из-за этого. Так как насчет свежего кипятку для чая?

Элспет еще раз поцеловала меня и выбежала из комнаты — позвать Джейн, но на деле поправить урон, причиненный ее внешности. Этого я и добивался, упомянув про носик. Мне требовалось время для размышления.

Камминга спустили в сточную канаву — замечательно. Элспет ее идиотская выходка сошла с рук. Признаться, она оказала мне на свой лад услугу, отстаивая мою «честь» — тоже неплохо. Опять же, загадка Трэнби получила разрешение, хотя объяснение леди Флэшмен было столь же невероятно, сколь и правдиво. Умолчала Элспет только об одной детали, и именно она занимала меня больше всего.

Всем на свете было известно, что я принадлежал к числу немногих, переживших бойню под Исандлваной в 79-м, но опасаться тут нечего, поскольку живых свидетелей моего панического бегства попросту не осталось. Камминг не в добрый для себя час попытался использовать факт, чтобы набросить тень на мою героическую репутацию. Но это все ерунда, ибо, насколько я понял, он высказал свое мнение Элспет, будучи с ней наедине. Вопрос в том, когда именно это случилось и при каких обстоятельствах? У меня, как понимаете, не вызывало сомнений, что Камминг действительно обозвал меня трусом, но этот парень не из тех, кто ведет подобные разговоры за чашечкой чая. «Ах, леди Флэшмен, погода-то какая замечательная! Видели «Гондольеров» [1041]? Какие прекрасные мелодии! Ах, боюсь, здоровье нашего дорогого епископа оставляет желать... Кстати, я никогда не говорил, что ваш муж — жалкий трус, улепетывавший из-под Исандлваны? Как вы не слышали?!»... Да, едва ли.

Из моего опыта, весьма значительного, слова вроде «трус» активно используются во время перворазрядной перепалки между очень близко знакомыми леди и джентльменом... Например, во время любовной ссоры. Если припоминаете, Камминг числился среди тех, кого я подозревал в исполнении постельной чечетки с моей благоверной в минувшие деньки. Это было обычного уровня подозрение, которое напрочь выветрилось из головы во время скандала в Трэнби, но теперь возродилось с двойной силой. Ну да... лет десять тому Элспет резко разорвала знакомство с Каммингом... В моем распущенном воображении тут же возникло уютное гнездышко порока где-нибудь в районе Сауз-Одли-стрит, году примерно в восьмидесятом. Камминг, весь такой усатый и великолепный, в длинных кальсонах, и мой неверный ангел, гордо высвобождающий свои прелести из корсета, катаются по простыням. Бог свидетель, я более чем часто сам бывал в подобных ситуациях и знаю, что, когда первоначальная страсть сменяется охлаждением, а вместо стонов раздаются упреки, блудная жена начинает проводить сравнения не в пользу любовника... Именно в такой момент доведенный до белого каления Лотарио [1042] выкладывает все, что думает о рогатом муже. «Не такой уж и мужчина твой драгоценный Гарри, скажу я тебе...» Далее звучат яростные вопли и звон бьющейся посуды... Ага, так все и было как пить дать — сколько я ни пытался, другой картинки нарисовать не мог: Камминг был любовником этой шлюшки и бросил ей в лицо обвинение в моей трусости. Доказать это невозможно, впрочем, как всегда.

Я погрузился в мрачные раздумья, припоминая стебельки травы, приставшие к ее одежде после свидания в лесу с тем похотливым краснокожим, Пятнистым Хвостом; Кардигана со спущенными панталонами и ее в неглиже, когда я пьяно вывалился из чулана, где заснул; чистые черные башмачки, выдавшие ее связь с той ухмыляющейся свиньей Уоткинсом или Уотни, или как там еще его, черт побери, звали; или как она красовалась в саронге перед жирным пиратом Усманом, обдурившим меня в крикет... И есть еще бесконечное множество других, которых я подозревал в самом худшем. Раз за разом обуревали меня недоказанные подозрения, и всегда я решал остаться с ней... и не идти до конца, предпочитая не знать правды. Что ж, теперь час настал, богом клянусь! Я чувствовал, как во мне закипает ярость при воспоминании о ее речах, что она обошлась так с Каммингом исключительно из-за моей «чести». Ха! Гораздо вероятнее, истинной причиной служила месть за то, что он выпихнул ее из своей койки... Но если это так, разве стала бы Элспет каяться в том, что подложила ему свинью? Господи, неужели моя испорченная натура снова не позволяет мне видеть хорошую сторону и я сужу ее своей, порочной меркой? Как часто оказывался я перед этим злополучным выбором: Элспет — истина или ложь? Глубоко закопавшись в поисках ответа, я побагровел и почти рычал когда она, пухлая и сияющая, впорхнула в комнату, убрав с лица все следы недавних огорчений.

— Джейн несет свежий чай и те немецкие печенюшки, а ты ведь совсем не сердишься на меня, дорогой... — фраза оборвалась как подстреленная. — Ой, Гарри, что случилось? Чего ты так хмуришься? Ах, любимый, в чем дело?