Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Предаваясь своим ревнивым размышлениям, я поднялся, теперь же сел снова, подбирая в уме слова, она же таращилась на меня в милом ужасе.

— Элспет! — начинаю я... и в свой черед останавливаюсь. — Ах, так о чем ты? Джейн несет чай? Прекрасно... А как насчет чашки кофе для несчастного старика, а? Я хмурюсь? Что-ты, просто нога не дает покоя — старая рана, знаешь ли... Ну же, садись рядышком и давай поцелуемся!

Как сказал тот черный малый в пьесе Шекспира, «и лучше так, как есть» [1043].

Мне показалось излишним давать комментарии к рассказу Флэшмена о трэнби-крофтском скандале, поскольку почти все они адресовали бы читателя к одному и тому же источнику, труду У. Тейнмауза Шора «Дело о баккара: Гордон-Камминг против Уилсона и прочих», изданному в 1932 г. в серии «Знаменитые английские судебные процессы». Он содержит исчерпывающее описание суда со всеми ссылками и комментариями и является самым лучшим и полным исследованием по данной теме. Из других книг, затрагивающих предмет, стоит упомянуть: Маргарет Бланден. «Графиня Уорик» (1967); Пирс Комптон «Викторианская воронка» (1977); Филипп Джулиан «Эдуард и эдвардианцы», а также анонимную работу «Частная жизнь короля» (1901).

Тейнмауз Шор написал свою книгу с целью «обелить память сильно оболганного человека» и отрыто поднимает свой флаг, начиная с цитаты из «Траз», которая заявила после суда, что свидетельство, по которому осудили Гордон-Каминга, «не столь уж и железное». Это мнение разделялось многими, и если верить Флэшмену, сомневающиеся были правы.

Помимо собственной точки зрения на вердикт, мистер Шор высказывает еще несколько любопытных замечаний. Он описывает недовольство, направленное против принца, как выходящее за рамки, и стоит согласиться, что каковы бы ни были грехи будущего короля Эдуарда VII, вряд ли он заслужил такой шквал критики, обрушившийся на его беззащитную голову со страниц газет, почуявших знатный скандал и довольных шансом отыграться на венценосном козле отпущения. Мистер Шор размышляет, могли ли в 1932 г. «уважаемые» издания проявить такую критичность. Быть может, он и прав, хотя ему не довелось прожить достаточно долго, чтобы увидеть 1990-е. В то же время принц допустил прискорбную ошибку, когда прозвучали первые обвинения в жульничестве. Шор явно прав, утверждая, что любой умный человек принял бы все возможные меры для разрешения спора между обвиняемым и обвинителями на месте. И действительно, нельзя не отметить отсутствия здравого смысла во всех аспектах этого дела, как и нелепую уверенность, что его удастся замолчать. Не вызывает сомнений (Флэшмен это подтверждает), что голову потеряли не только принц и его советчики, но и Гордон-Камминг: в противном случае он ни за что не подписал бы злополучный документ.

Проходится Шор и по ведению процесса: «стараниями судьи он был превращен в театр, причем самого низкого пошиба».

Развеет ли сенсационное разоблачение Флэшмена туман неясности, решать читателю. Оно вполне согласуется с известными фактами, и если кажется несуразным, то разве не таков весь этот скандал с баккара?

Увлекательный эксперимент, который я проделал лично, заключается в том, чтобы закрыть обложкой предисловие к книге Шора и последнюю ее страницу, содержащую вердикт, и, дав почитать не знакомому с делом человеку, спросить, считает ли он Гордон-Камминга виновным или нет. Ответ бывает очень любопытным.

Когда тебе переваливает за семьдесят, стоит дважды подумать, прежде чем совершить убийство. Заметьте, это не та вещь, на которую мне легко решиться, хотя за свою жизнь я выписал последний счет нескольким десяткам врагов королевы, не говоря уж о множестве плохих людей и придурков, которых угораздило попасть на линию огня, когда палец дернулся на крючке. Смело за сотню, склонен я думать, и это совсем не дурно для прирожденного труса, которому уклоняться от боя привычнее, чем обедать, и который смылся с большего количества полей сражений, чем способен вспомнить. Я был везуч, наверное, а еще — чертовски быстр.

Но то речь о лишении жизни по долгу службы, как солдата, или во время многочисленных злоключений по всему свету, когда вопрос стоял так: либо я, либо тот, другой парень. Предумышленное убийство — дело другое. Для него требуется гораздо больше отваги, чем наличествует у меня. Надо все обдумать, взвесить последствия, недрогнувшей рукой занести над головой наивной жертвы молоток и нанести удар. Куда проще, когда ты в запале ярости, как когда я скинул де Готе с утеса в Германии в 48-м или подбил слабоумного стюарда пальнуть в спину Джону Черити Спрингу, М.И. [1044], на невольничьем судне у берегов Кубы. Вот это в моем стиле — заставить какого-нибудь идиота делать грязную работу за тебя. Но бывает время, когда ни один козел отпущения поблизости не пасется, и приходится засучивать рукава самому, утирая пот при мысли о черном балахоне и петле в конце восьмичасовой прогулки. При одной мысли у меня зубы стучат о край стакана, пока я пишу эти строки. Эй, если ты напортачишь и жертва сама обрушится на тебя со всем пылом и яростью, а? Такое ведь запросто может случиться, когда ты старик с трясущимися руками и слезящимся глазом, слишком одряхлевший даже для того, чтобы обратиться в бегство. Что сможет побудить вас, на склоне лет, на попытку убить посреди цивилизованного Лондона человека пятнадцатью годами моложе и который при этом отменный стрелок с поясом, увешанным скальпами, способный с завязанными глазами отстрелить вам уши? Потому как я имею в виду не кого-нибудь, а самого «Тигра» Джека Морана.

Поэтому я и говорю, что стоит крепко подумать, прежде чем выйти на смертельную охоту за подобным человеком, зная, что силы и ловкость твои подорваны годами пьянства и распутства, а седые волосы выпадают пригоршнями. Черт, да я не решился бы связаться с ним даже в лучшие времена, когда обладал массой, силой и изворотливостью, способными компенсировать слабодушие. И все же вот он я, убеленный сединами дед, отягощенный возрастом, достоинством и незаслуженными военными почестями вроде рыцарского титула и креста Виктории, самый респектабельный старый хрыч, который когда-либо топал по Сент-Джеймсу с цветочком в петлице и останавливался только, чтобы отрыгнуть кларетом или обменяться сдержанным приветствием с министром или приятелем по клубу. («Эге, да это же генерал Флэшмен, — слышится вслед. — Старина сэр Гарри, удивительно, как хорошо он сохранился. Говорят, это благодаря бренди. Мировой парень». Только это им и известно.) Но, повторюсь, вот он я — в пору, когда мне по идее нечего уже делать как кропить виски на дорогу к почетной могиле, растрачивать состояние жены, жрать в лучших заведениях, пялиться на молоденьких женщин и вообще наслаждаться беспутной старостью — вот он я, собирающийся убить Тигра Джека. И никуда не денешься.