Виталий Гладкий - Под маской скомороха

Истома предупредил недоуменные расспросы.

– В доме боярыни Марфы Борецкой, – сказал он, – в тот день, когда вы услаждали слух ее гостей, кто-то зарезал шута Якушку. И подозрение пало на вас.

– Да в своем ли ты уме, мил человек?! – подал голос Волчко.

Истома искоса глянул на него («Ну и рожа!» – мелькнуло у него в голове) и ответил:

– Еще как в своем. Иначе не пришел бы вас выручать. Вся беда в том, что ваш товарищ, – тут он перевел взгляд на Ратшу, – в свое время немало покуролесил в Новгороде. Его опознал некий монах из монастыря Святого Николы…

При этих словах Ратша сильно побледнел; точнее – посерел из-за своей смуглости.

– И он сокрушается, что из храма были вынесены некие ценности, – продолжал Истома. – Очень сокрушается, – добавил он с нажимом, – прямо посреди толпы возле Параскевы-Пятницы. Так что вскоре его слова дойдут до ушей изветников, а там и к приставу. Мой вам совет – бегите. Прямо сейчас, пока колесо не завертелось.

– Интересно, отчего это ты такой заботливый? – хищно сощурившись, спросил Некрас Жила.

Битого жизнью атамана провести было трудно. Он заподозрил что-то неладное, но никак не мог понять, что именно.

– А я добрый самаритянин, – со смехом ушел Истома от правдивого ответа; и тут же посерьезнел. – Просто не терплю, когда безвинных людей – вроде вас – пытают каленым железом, из-за чего любой человек может сознаться в чем угодно.

Он плеснул в кубок немного вина, выпил и встал.

– Благодарствую за угощение, – сказал юный боярин. – Не поминайте лихом!

И он быстро покинул корчму, чтобы избежать дальнейших расспросов. А благодарностей Истома и не ждал…

Калики перехожие бежали из города в тот же день, спустя час после ухода Истомы из тайного заведения корчемника Чурилы. Видимо, Ратша-Ворон поверил Истоме. Да и как не поверить, ежели тот упомянул монастырь Святого Николы, который бунтовщики обобрали до нитки. Что касается юного боярина, то он остался чрезвычайно доволен визитом в корчму Чурилы. Своим бегством калики перехожие подтвердили предположение боярыни, что смерть Якушки – дело рук кого-то из них. А значит, он теперь вне всяких подозрений.

В городе калик конечно же не нашли, а за его пределами искать не стали. Слишком много разных проблем и хлопот обрушилось на служивых людей Великого Новгорода и на саму Марфу-посадницу. На их фоне смерть шута, хоть и любимого боярыней, была не больше чем песчинка на речной косе…

За Истомой пришли совершенно неожиданно – четверо празднично одетых и вооруженных саблями молодых бояр. Он, как обычно, раскинул свой вертеп-балаган на Торге и потешал честной народ. Новых персонажей в шутейном ящике прибавилось, однако свежие пьески, которые вертелись в голове, Истома пока не доверил бумаге – не было времени. У него теперь появились иные заботы – главные. Он и впрямь стал тенью Марфы-посадницы, несмотря на то, что ему очень хотелось по причине разумной предосторожности держаться от нее подальше.

Но зарабатывать на хлеб насущный надо было, так как Алексей Дмитриевич оказался весьма прижимист и выпросить у него лишнюю денгу на личные нужды не представлялось возможным (разве что для дела, но потом нужно было отчитаться до полушки), поэтому юный штукарь в торговые и в праздничные дни по-прежнему появлялся возле церкви Параскевы-Пятницы. Там Истому с нетерпением поджидали поклонники его таланта, в особенности детвора, и те, до кого дошел слух о самодвижущихся куклах и скоморохе-затейнике, устраивающем такие интересные представления.

– Собирайся, пойдешь с нами! – грозно сказал один из бояр, наверное, старший – он был одет в теплую чюгу [110] Чюга – узкий кафтан с рукавами по локоть. Шились чюги из дорогих тканей; холодные – на подкладке, а теплые – на соболях, куницах, черевах песцовых. Украшались нашивками и кружевом. на соболях и подпоясан шелковым кушаком. – Да ящик свой потешный не забудь!

– Куда? – только и спросил Истома.

Он понимал, что дать деру невозможно, догонят враз, а сопротивляться – тем более нельзя. И потом, непонятно, кому и зачем он понадобился. Если его в чем-то заподозрили, тогда взяли бы под стражу. А здесь – боярские сыновья, правда, из худородных, хоть и одеты богато; похоже, чьи-то наперсники какого-нибудь боярина из «старших» или «больших».

– Узнаешь, – ответил второй боярин и хохотнул. – Не трусь, чай не в тюрьму забираем.

– И на том спасибо, – буркнул немного успокоенный Истома и начал укладывать потешные фигурки в ящик, чем вызвал недовольный ропот толпы; людям хотелось досмотреть до конца весьма забавное и интригующее действо.

– Но-но! – грозно прикрикнул на людей первый боярин. – Не баловать! Будут вам еще шутейные представления, но не сегодня.

Поплотнее запахнув свою видавшую виды заячью шубейку, Истома уныло поплелся в сопровождении столь представительного эскорта в неизвестность. На душе было муторно, но молодость отличается тем, что она всегда жаждет нового, неизведанного, и постепенно тревога, обуявшая юного штукаря, сменилась ожиданием какого-то интересного приключения. Тем более, что бояре вели его не в вечевую избу (обычно там проходили разные разбирательства), а взяли направление на Неревской конец, где находились усадьбы бояр и богатых купцов. А когда вышли на главную улицу Неревского конца – Великую, у Истомы уже не оставалось сомнений, что ему предстоит потешить семью какого-нибудь боярина. Несколько раз ему уже приходилось выступать в хоромах перед боярскими детьми, и он не оставался внакладе – бояре были щедры.

Великая улица вела от Детинца к северу, пересекая при этом улицу Яневу, Щеркову, Розважью, Козьмодемьянскую, Холопью, и уходила дальше по Неревскому концу на север, в сторону княжеского Зверинца [111] Зверинец – заповедный лес, предназначенный для княжеской охоты. . Чем ближе Истома подходил к Розважьей улице, тем сердце у него почему-то колотилось все сильнее и сильнее.

Он много раз ходил по этому маршруту, ведь между улицами Розважьей и Борковой, у самого берега Волхова, стояли каменные палаты боярыни Марфы Борецкой. Истома изучил и Великую, и Розважью улицы, как свои пять пальцев. И не ради любознательности, а по вполне прозаической причине: если вдруг придется дать деру, то нужно знать, куда бежать и где можно не только спрятаться, но и затаиться на какое-то время.

Когда бояре свернули на Розважью, Истома уже не сомневался – его ведут к Марфе-посаднице! Это озарение словно обухом ударило его по голове; несмотря на крепкий мороз, тело юного боярина вдруг покрылось потом, а ноги стали заплетаться.

– Двигай шибче! – подтолкнул его кто-то из сопровождающих. – Уже недолго…

– Радуйся, холоп! Устал поди али голоден? Ничего, не сумлевайся, Марфа Семеновна накормит тебя досыта и напоит, – подхватил второй. – Велику честь она соизволила тебе оказать. Будешь веселить ее гостей. Только смотри не подведи! – В его голосе прозвучала угроза. – Ужо постарайся. Иначе…